Моника Згустова
Розы от Сталина
Роман
Пролог
Дама с ореховой скорлупкой
В конце лета после заката смеркается быстро. Скоро осень. Старая дама идет по траве к озеру. Садится на лавочку и вытаскивает что-то из кармана. Зажигает маленькую свечку и каплями воска прикрепляет ее к донышку ореховой скорлупки. Разувается, оставляет туфли на лавочке. Бережно держа скорлупку с горящей свечкой, ступая босыми ногами по песчаному дну озера, заходит по колено в воду. Край юбки намок, но дама этого не замечает. Она пускает скорлупку по воде, и светящийся орешек танцует на волнах. Дама смотрит ему вслед и вспоминает.
Тогда, в больничной столовой…
Часть первая
I. Москва, Сочи (1963–1966)
В больничной столовой однажды утром она заметила, что за соседний столик посадили какого-то иностранца. Этот седеющий итальянец или европейский еврей был явно старше ее, но выглядел намного живее и веселее большинства русских пациентов, включая ее саму. Потом она иногда наблюдала за ним во время обедов и ужинов: он притягивал ее внимание, но чем — Светлана сказать не могла. Пожалуй, все дело было в его шарме, не поддающемся описанию и явно подлинном. Конечно, наблюдала она за ним скорее от скуки, потому что в больнице почти ничего не ела. Не могла глотать и с трудом говорила: ей удалили миндалины, и эта обычно пустяковая операция дала осложнения — горло болело ужасно, так что выздоровление затянулось. Она сильно похудела, вся ее маленькая фигурка будто вытянулась, и в этом была хорошая сторона пребывания в больнице: после рождения детей она легко набирала вес. Зато плохи были долгие часы томления на больничной койке или на стульях в коридоре, где прогуливались больные в полосатых пижамах. Как заключенные, говорила она себе. Людей она здесь сторонилась и большую часть времени читала. С недавних пор ее стали интересовать история и литература Индии. Она взяла с собой биографию Ганди, чьей жизнью и ненасильственным сопротивлением восхищалась, а еще — сборник старинной индийской поэзии «Гитанджали» и рассказы Рабиндраната Тагора. Многие стороны индийской культурной жизни ей были непонятны: как, например, можно так легко воспринимать мысли о смерти, своей или своих близких? Как найти в себе покой, чтобы принять жизненную трагедию и не сетовать на нее?
В этой больнице для иностранцев и советской элиты — прославленных актеров и других признанных режимом знаменитостей, но, в первую очередь, для партийных руководителей и их семей — ее седой сосед по столовой говорил по-английски и по-французски (по-русски он объясняться не умел). Светлана отметила его безупречные европейские манеры. Кто он? Как попал в больницу в подмосковном Кузнецове? Впрочем, при Хрущеве в России стало больше иностранцев, которым разрешалось общаться с русскими.
Однажды после завтрака она услышала, что какой-то голландец разговаривает с ним в коридоре по-немецки. Она смотрела на обоих мужчин, и тот, с проседью, это, кажется, заметил, взглянул в ее сторону и словно бы ее не увидел, будто она была прозрачная. Впрочем, немудрено не заметить бледную, с искаженным болью лицом женщину, да еще изуродованную больничной пижамой и халатом. К тому же ее кудрявые рыжие волосы свалялись от долгого лежания. Бессознательно вороша это воронье гнездо у себя на голове, Светлана вслушивалась в немецкую речь: по-немецки она читала и говорила с четырех лет, мама настояла на воспитательнице-немке. Мужчины удалялись по коридору, но она успела еще услышать, как голландец сказал: «У нас не принято так тесно общаться с семьей, как в Индии».
От изумления она чуть не поперхнулась; вот неожиданность: она изучает индийскую литературу и историю, философию индуизма, а ее сосед по столовой — индиец.
Она стала готовиться к тому, как спросит его: пожалуйста, расскажите, что вы думаете о Ганди? Вы знаете автора его биографии? Несколько раз она это уже чуть было не выпалила. Вопросы заготовила на английском. Но когда наступал подходящий момент, они сразу казались ей смешными и наивными, либо к индийцу подходил с разговорами кто-нибудь из иностранцев.
Глаза у индийца были большие и лучистые, такие в санскритской поэзии сравнивают с лотосом (она улыбнулась, представив себе два лотоса, растущие из глазниц), орлиный нос (крюк, смеялась она про себя), смуглая кожа, совсем не как у русских. Уж не придумала ли она себе этакого сказочного героя? К тридцати семи годам Светлана хорошо осознавала, что склонна смотреть на жизнь сквозь розовые очки, выдумывать мир своей мечты, приукрашивать неизвестное. А когда загадка разгадана, возвращаться с небес на землю, в грязь и пыль. Индиец был для нее в новинку, и Светлана разрисовывала его, как в детской раскраске: глаза черным карандашом и слегка желтым, чтобы добавить огня, губы — коричневым с розовым, теперь щеки… та-а-ак!