Наконец милиционер вернулся:
— Покажите ваши американские паспорта.
— Но они у консула, в здании американского посольства! — решительно заявила Светлана. — Нам нужно его увидеть.
Милиционер опять ушел и спустя какое-то время вернулся с человеком, явно выше его по званию.
— Покажите какие-нибудь удостоверения личности.
Светлана протянула ему свой новехонький советский паспорт, где была указана и ее дочь — несовершеннолетняя советская гражданка Ольга Уильямовна Питерс.
Милиционер взглянул на паспорт и едва слышно присвистнул:
— Если вы американки, то я — Папа Римский!
— Где письмо консула? — нервно спросила Светлана. — Позвоните ему, скажите, что нам нужно с ним встретиться!
— Тише, тише! Что это вы удумали? Советским гражданам нечего делать в американском посольстве! — ответил мужчина и ушел.
Тбилиси
28 февраля 1986
Дорогая Марина,
мы опять в Тбилиси. В Москве в американское посольство нас не пустили, а письмо от американского консула отобрали. Больше нам обращаться было не к кому. С сыном мы толком так и не поговорили: всякий раз я должна была его упрашивать о встрече, причем он обязательно являлся вместе с женой; надо ли добавлять, что и дочка с Камчатки не приехала и даже на мои письма не ответила.
Оля корпит теперь над заданиями по русскому и грузинскому, она учит оба языка и русский знает очень сносно. А еще она ходит к пианистке Лейле брать уроки пения и учится ездить верхом.
А я? Марина, мне очень плохо, физически я сама себе противна. Это потому, во-первых, что я постарела из-за вечного напряжения, в котором живу, и из-за тревог о нашем будущем, а во-вторых, потому что я очень растолстела.
Только что я позвонила в Кембридж, директору Ольгиной школы. Я еще и потому приехала из Москвы в Тбилиси, что отсюда можно не только писать, но и звонить, не опасаясь, что подслушают. Я спросила, примут ли Ольгу обратно. Он сказал, что если она вернется в Кембридж в течение этого учебного года, то ее возьмут в тот же класс, в котором она училась до отъезда. Разве это не замечательно?..
Обнимаю тебя, твоя Света.
Она дописала письмо, заклеила конверт и собралась надписать адрес. В этот момент крохотный пекинес, недавно подаренный Ольге подругой, зубами вырвал у Светланы записную книжку, чтобы с ней поиграть. «Мака, прекрати!» — прикрикнула Светлана и отняла у собаки книжку. Та раскрылась на странице с буквой «X», где был всего один адрес и один телефонный номер. Светлана какое-то время смотрела на страничку, а потом взялась за телефон. Набрала номер и, затаив дыхание, принялась ждать ответа. Есть ли кто-то дома? И дома ли Сэм Хаякава, один из Олиных дядюшек, профессор и политик, сенатор от штата Калифорния? Какое бы это было везение!
— Алло! — послышался в трубке мужской голос.
— Алло! Это Сэм Хаякава?
— Да, я. Привет, Светлана, как ты поживаешь и откуда звонишь?
— Дон, какое счастье! — она даже всхлипнула от радости. — Я звоню из Советского Союза, ты не представляешь, во что я впуталась!
Сэм засмеялся:
— Ничего, все будет нормально. Что я могу сделать для тебя и Ольги?
Она рассказала, что Ольгу уже ждут в Кембридже.
— Это же отлично, Света!
— Но Советы не хотят выпускать меня из страны, Дон! Они не признают мое американское гражданство!
— Света, это всего лишь маленькое дипломатическое недоразумение! Ерунда, которая решается одним звонком! Я немедленно позвоню в МИД и распоряжусь, чтобы американский консул разыскал вас в Москве и все уладил. Американский гражданин имеет право вернуться в свою страну, и никто не смеет запрещать ему это. Это все, Света?
Она продиктовала Дону свои адреса и телефоны.
— Для начала я позвоню в Вашингтон и передам всю эту информацию, а потом извещу прессу, что Ольга возвращается в Кембридж, а Светлана — в Соединенные Штаты. Тогда Москва уже ничего не сможет поделать, если, конечно, не захочет выглядеть на международной арене злодейкой и лгуньей. А этого новому горбачевскому правительству точно не надо. Так что, Светлана, одевайтесь с Олей понаряднее и идите отмечать вашу вновь обретенную свободу!
Светлана так и сделала. В тот день ей как раз исполнилось шестьдесят. Вообще-то она вовсе не собиралась отмечать эту дату, но после разговора с Доном у нее стало радостно на душе. Она надела черное платье, которое ее стройнило, и отправилась с Ольгой к друзьям.