Рано утром после ухода Браджеша она, еще неодетая, склонилась над чайной веточкой, рассматривая раскрывающийся бутон. Зашла горничная поменять полотенце. Светлана не замечала ее и дышала на бутон, чтобы он поскорее распустился.
На следующий день к Светлане подселили соседку. Она хотела жить одна, поэтому пошла ругаться в администрацию — не помогло. Теперь большую часть времени она проводила в комнате Браджеша: начальство дома отдыха не решалось вмешиваться в жизнь иностранцев, потому что те могли пожаловаться в свои посольства. Однако с тех пор они точно попали в ад. Стоило ей расположиться у Браджеша поудобнее, как сразу раздавался стук в дверь: горничная то заходила вытереть пыль, то приносила фрукты, то предлагала свежую воду. Однажды вечером, когда они вдвоем лежали обнаженные на кровати, горничная вошла и принялась перестилать постель, проведя не меньше часа за стягиванием и натягиванием наволочки и пододеяльника. А как-то среди ночи им принесли совершенно ненужное приглашение на дурацкий вечер в клубе дома отдыха. Светлана старалась научиться у Браджеша быть выше всего этого, но у нее ничего не получалось. Когда она оставалась одна, к ней без стука входила тоска. Светлана нуждалась в том, чтобы Браджеш постоянно находился рядом: только он дарил ей душевный покой. Она вспоминала мужчин, которые были в ее жизни до индийца: Алексей, Гриша, Юрий, Иван Сванидзе, другие… может, она их себе нафантазировала? Может, она любила не реальных людей, а свое представление о них, в конце концов заставляя мужчин походить на придуманный ею идеал?
— Тень отца всегда со мной, не отпускает, — пожаловалась она как-то Браджешу. — Из-за него-то нас и преследуют.
— Не воспринимай все так остро, это — прошлое. Настоящее иное, в нем твоего отца нет. Не думай о нем.
Иногда она злилась на его индийскую невозмутимость.
— Как я могу о нем не думать?! Я участвую в передачах, люди узнают меня. Я же не могу отказаться от приглашений на телевидение! Ты сам видел: на улице и в столовой многие меня останавливают, чтобы сфотографироваться, и при этом прямо сияют — ах, что за прекрасный человек был ваш отец! А мне порой так и хочется сказать им: «Мой отец был массовым убийцей!» Но я молчу.
Браджеш гладил ее по волосам:
— Нет, об отце так говорить нельзя. О мертвых — только хорошее, к тому же у тебя наверняка остались о нем детские добрые воспоминания. Для тебя он был не диктатором — он был твоим отцом.
— Мой отец был убийцей.
— Это как с нацистами: на работе зверь, а дома — примерный семьянин.
— Всю жизнь я скрываюсь от него.
— Как это — скрываешься?
— Я начала избегать его с четырнадцати лет.
— Избегать можно живого, но от мертвого отца не убежишь, он — часть тебя.
— И все же я бегу. Поменяла фамилию, раньше была Сталина, теперь, по матери, Аллилуева. Но этого мало. Вся страна знает мое новое имя и знает, кто я, потому что меня видели на фотографиях и по телевизору. Мне кажется, меня все время кто-то преследует.
— У всех нас есть прошлое, которое нас не покидает. От прошлого не убежишь, как не убежишь от себя самого.
И Браджеш Сингх рассказал, что его первая жена, индианка, уже двадцать лет жила вдали от него с их двумя дочерьми. О браке договорились родители, жених и невеста до свадьбы почти не были знакомы. В оккупированной немцами Вене Сингх познакомился с еврейской девушкой, пытавшейся покинуть Австрию. Они уехали в Индию, прожили там шестнадцать лет. Потом перебрались в Лондон: жена хотела дать их сыну хорошее английское образование. Но Сингх, который не смог найти в британской столице подходящей работы, вернулся в Индию и все время скучает по сыну, ставшему талантливым фотографом.
— Это мое прошлое, и оно всегда со мной. От него часто больно и тяжко. Но наше прошлое, а семья — часть этого прошлого, продолжает жить с нами, течет в наших жилах. Бесполезно стараться избавиться от него, у нас все равно ничего не выйдет.
Светлана рассказала другу, что у нее было три мужа:
— Первые два раза я выходила замуж, чтобы уйти из Кремля, с отцовских глаз, в какую-то частную жизнь… хотя я все равно всегда оставалась под надзором… Впрочем, в случае с моей студенческой любовью, Гришей Морозовым, за которого я вышла в девятнадцать лет, это верно лишь отчасти. А вот за второго своего мужа, Юрия Жданова, сына близкого сотрудника отца Андрея Жданова, я вышла в двадцать три года и действительно только потому, что мечтала выбраться из Кремля, иных причин для свадьбы не было. С отцом мы к тому времени не выносили друг друга уже откровенно. Каждый брак продолжался не больше трех лет. От первого у меня сын Иосиф, я зову его Ося, а от второго дочь Екатерина, Катя.