— Передайте милсдарю, что жестоко судить побывавшего однажды в капкане зверя за излишнюю осторожность.
— Только это?
— Слово в слово, — невозмутимо подтвердила я, нервно оправляя юбку, будто в попытке избавиться от его назойливого внимания.
— Хорошо, госпожа.
— Когда мне вернуться за ответом?
— Можете прислать служанку вечером.
— Благодарю, мастер Антуан.
— Не за что, дорогая, право не за что.
Мы чопорно распрощались. Уже на пороге, перед открытой дверью, делец пробормотал себе под нос, будто ни к кому конкретно не обращаясь:
— Что ж, Quós ego, господа. Quós ego.
— Простите? — мое недоумение словно пробудило его, приводя в сознание.
— Ах, миледи… — казалось, что Сенклер внезапно очнулся, вынырнув из своих мыслей и с неприязнью обнаружил рядом меня. — Это лишь расхожее выражение, что-то вроде слов-паразитов, которые вырываются сами собой, как только мысли уносят нас далеко от места пребывания.
— Каково значение данной фразы?
— Нечто вроде боевого клича. Дословный перевод звучит как: «Иду на вы».
— Не слишком понятное изречение, — разговор меня трогал мало, поскольку мысли полностью занимало мучительное томление в ожидании ответа столь далёкого и, одновременно такого близкого покровителя.
— Застывшее, но оно знакомо мне давно, ещё с молодости.
— Так выражаются… Благородные господа, вроде тех, о которых говорили мы?
— Точно так, миледи, точно так.
— Вы — один из них, Антуан?
Мужчина словно смутился на миг, но потом легко обрёл самоконтроль.
— Что? Ох нет, миледи. Мое бессмертие даровано совершенно недавно.
— И как вы его находите? — отстраненно продолжала я, в пол уха внимая пространным речам.
— Мучительным.
— Отчего же?
— Это совершенно не интересная беседа, госпожа. К тому же вам наверняка не терпится увидеть результат моих трудов, — он определенно уходил от ответа и это настораживало, но желания размышлять на тему скрытности посыльного совсем не возникало. — Давайте каждый из нас займётся своим делом?
— Не смею задерживать.
Я поклонилась на прощание и в приподнятом настроении отправилась домой, ожидать вечера. В конце улицы показалась знакомая дверь, окруженная низким палисадником, а на пороге стояла взволнованная Марта. Девушка крепко обняла меня за плечи чуть дрожащими руками и быстро зашептала прямо в ухо:
— Там господин, дожидается вас уже несколько часов. Такой модный, но взгляд у него… Аж мурашки по коже… Мне страшно, барышня.
— Хорошо. Не волнуйся, дорогая, где он?
— В библиотеке.
Неприязнь всколыхнулась, подобно волне, подступая удушливым спазмом к горлу. Даже Марта редко допускались в эти комнаты, поскольку там находилась основная часть коллекции Региса, а тут… Я решительно открыла дверь и вошла.
— Добрый день, господин Ван Мурлегем. Чем обязана? — догадаться о личности бесцеремонного посетителя было совсем не сложно, ведь лишь один вампир мог проявить подобную надменную бестактность.
В полутьме, возле камина стоял спиной ко мне высокий, изящный, безукоризненно одетый мужчина. Не узнать того самого кавалера, что подходил к нам на празднике, было бы в высшей степени невежеством. При моем появлении, он нарочито медленно обернулся и широко улыбнулся блестящей, белозубой ухмылкой, неуловимо напоминающей оскал. Тонкие пальцы незваного гостя бесцельно перелистывали страницы одной из книг, специально взятой с полки в намерении продемонстрировать собственное превосходство над моими желаниями.
— Милая Лея! Вы ведь позволите мне так себя называть?
— Как угодно, милорд. — Напряжение моей фигуры ясно свидетельствовало о неприятии тона беседы и нежелании ее продолжения.
Филипп медленно приблизился и потянул руку к моей ладони, но мне удалось вовремя ее отдернуть, отступив на пару шагов.
— Господин решил заказать снадобье?
— Вовсе нет! Вы не принимаете моих цветов, а голубые розы не отослали назад. Я пришел осведомиться о том, кто мой несчастный соперник. — Издевательская усмешка не покидала его худого лица, придавая аристократичным чертам сходство с острой, крысиной мордочкой.
— Цветы прислал милсдарь Эретайн, и у него нет соперников.
— Разве Детлафф не в Назаире? — Заметно погрустнел Мурлегем, однако плавные, размеренные движения его узких ладоней, говорили скорее об удовлетворении от услышанного, чем о раздражении.
— Больше нет. Уверена он скоро прибудет, чтобы присоединиться к нам.
— Вот как… Что ж, пока этого не случилось, я хотел бы пригласить вас к нам, в поместье. Будет чудесный бал.
— Я бы с радостью, милорд, однако…
— Прекрасно. Пришлю за вами экипаж в субботу, после заката, — его острый взгляд сверкнул хищным удовольствием ожидания жестокой забавы.
— Вы не поняли, Филипп…
— Нет, дорогая, это вы не поняли, — тон высокого голоса стал жёстким, глаза заблестели еще больше. — Мы все восхитительно развлечемся, не сомневайтесь.
Не дослушав моих возражений, вампир галантно поклонился и отправился к двери, лёгкой, пружинистой походкой, демонстрирующей крайнее удовлетворение от себя и ситуации.
Думает, что у меня нет выхода. Только сдаваться, тем более теперь, в мои планы совсем не входило. Чего бы там не грезил себе этот негодяй, никуда я с ним не пойду. Возможно уже вечером станет ясно, когда Детлафф планирует вернуться, если планирует… А вдруг он не желает прощать меня? Но ведь они, с Годфройем организовали присмотр за своей глупой подопечной? Или это добродушный Регис придумал один? В любом случае не долго оставалось ждать.
***
Я побоялась отпускать Марту по ночному городу одну и предпочла пойти с ней, нас однако ждало большое разочарование, поскольку мастер Антуан сообщил, что послание передал, но ответа не последовало. Мне решительно в это не верилось, но приличия побудили все же сдаться, после нескольких уточнений, и отправиться в крайнем смятении обратно, домой. Сострадательная девушка крепко держала меня за руки, старательно утешая, но обида, боль и напряжение последних месяцев подточили мое самообладание и горячие слезы так и катились из глаз, не желая останавливаться.
— Не убивайтесь так, барышня. Вот увидите, все образуется. Вернётся ваш милый живым и невредимым.
Злость подступила к горлу, сбивая дыхание, заставляя голову кипеть негодованием, а голос звонко дрожать при каждом слове.
— Да что я такого сделала?! Подумаешь, гордый какой! А чего он ждал вообще?! Что на шею брошусь?
— Тише, госпожа Мейлея, тише. Услышат ведь, — нежно ворковала компаньонка, касаясь губами виска.
— Как же я устала от этих интриг и недомолвок, Марта! Не могу… Не хочу больше в этом участвовать, — слезы все катились тонкими струйками по щекам, облегчая душу, давая выход страху.
— Ах, барышня… Мне бы ваши заботы-то. — Грустно вздохнула девушка, а мне вдруг стало стыдно.
Где бы сейчас я была и какой неприятной могла оказаться моя жизнь в Боклере, не попади Детлафф Ван Дер Эретайн в переделку, одной из темных, прохладных ночей. Нужно было испытывать благодарность за все то хорошее, что они с Регисом сделали для меня. Нужно… Но как-то не получалось.
При воспоминании о пронзительном, темном, внимательном взгляде черноволосого вампира неимоверно хотелось быть не просто эпизодом в его длинной, бессмертной жизни, но понимание того, что решительно все, от меня зависящее, уже сделано, не давало покоя. Однако слабая надежда еще теплилась в груди, как горящая свеча в давно покинутом, пустом доме. Ведь не просто так поступило с его стороны распоряжение о покупке тех злосчастных роз? Может мастер Эретайн опять все решил по своему? Оставалось только самое трудное — ждать.
Дни потянулись длинной унылой чередой. Каждое утро посыльный, точный, как часы, приносил огромный букет ярко алых роз, с подписью: «Филипп Ван Мурлегем». Если бы я оставляла все цветы себе, то скоро мой дом стал похожим на оранжерею, потому приходилось перенаправлять внимание богатого, избалованного щеголя на более прозаичные объекты, например больницы. Один раз, из явных хулиганских побуждений, я даже отправила букет княгине Боклера, надеясь позлить ее и обескуражить не в меру настойчивого кавалера. Быть мышью в его игре в кошку совсем не хотелось, но подспудный страх неприятно шевелил волосы на затылке. Тем не менее, где-то в глубине души грела уверенность, что господа Эретайн и Терзиефф-Годфрой не оставят моей скромной персоны, ведь они взяли на себя труд нанять соглядатая, для присмотра за подопечной, а значит беспокоятся об моем благополучии. Ну по крайней мере Регис.