Выбрать главу

— Нам бы нужно завести рефрижератор с глубокой заморозкой, что решило бы проблему с хлебом, но пока, увы... Надеюсь, как-нибудь это разрешится. А пока, поскольку ни у кого нет времени на выпечку хлеба, мы едим черствый — жарим его в тостере. Хлеб нам завозят из Ванаки на катере.

Завтрак был внушительный. Овсянка, жареные домашние свиные колбаски, кофе, тосты, мармелад. Фиона решила, что надо воздать дьяволу должное, не говоря уж о том, что дружеский настрой необходим для детей, и похвалила хозяина:

— Вы замечательный повар, мистер Кэмпбелл.

— Куда от этого денешься — на дорогах поневоле приходится учиться готовить.

— На дорогах? — не понимая, переспросила Фиона.

— Ах да, вы ничего не знаете. Ваша легкомысленная подруга ничего вам не рассказала.

— Не называйте ее легкомысленной, — осадила его Фиона. — Просто она была вне себя от счастья. И к тому же страшно торопилась.

— Это называется любовь! — со вздохом произнес Эдвард. — С женщинами всегда так, насколько я знаю. Мужчину это не выбивает из колеи. Для него любовь не самое главное.

— Мама говорила, что любовь — самое главное, дядя Эдвард, — внезапно вмешалась Виктория. — Она говорила: «Это первое и главное, а... а...» — ох, я забыла.

Эдвард взглянул на племянницу, и лицо у него смягчилось.

— «А все остальное приложится». Знаю, Виктория, Ранги нередко это говорила. Конечно, она права, а не я.

Фиона была ошеломлена. Как? Эдвард Кэмпбелл признает, что он не прав? И о Рангимарие говорит в настоящем времени. Как будто она все еще с ними.

— Да, так вы спрашивали о дорогах, — вернулся к начатой теме Эдвард. — Я инженер. Был инженером. Прокладывал дорогу к западному побережью. С другой стороны озера. Но сейчас вернулся к тому, с чего начал, — к овцеводству.

Его вернула сюда гибель отца ребятишек.

— Да, вспомнил, — сказал Эдвард, вставая и отодвигая стул. — Я должен сказать вам пару слов до начала занятий. Дети, уберите со стола. Труди сказала, что будет мыть посуду, пока у нас все не наладится.

Эдвард помедлил у двери и посмотрел на Фиону.

— Комната, что я вам сейчас покажу, имеет общую дверь с вашей спальней. Я представлял себе будущую гувернантку во всех отношениях идеально подходящей детям. Она в моем воображении была зрелой и нравственно здоровой и с каким-то особым шармом, который действительно дается страданием, как вы говорили. И я решил отдать ей эту комнату — ту, в которой жила Рангимарие, — в качестве гостиной. При жизни Ранги это было сердце дома. Я сказал о своем решении детям и не хотел бы, чтоб они подумали, будто вы разочаровали меня.

Фиона чувствовала, с какой неохотой уступает он заветную комнату. Судя по всему, память о Рангимарие здесь превратилась в культ. Фиона с трудом подавила желание сказать ему, что ей бы хватило и одной спальни. Тем не менее Рангимарие ужасно заинтересовала ее.

Эдвард открыл дверь. Пол комнаты был устлан коврами: на сером фоне вкраплены пятна с оттенками опавших листьев и лимона. На окнах висели занавеси из тускло-зеленой тафты с серебристой искрой, стены изящно отделаны по штукатурке холодноватой зеленью, на которой выгодно выделялись картины. Кресла были глубокие, с выгнутыми спинками. Интерьер годился для любого времени года благодаря сочетанию теплых и холодных тонов. Три стены с окнами как бы образовывали эркер. Одна стена смотрела на восток — на озеро, другая на юг и третья на запад, на холмистую равнину.

Фиону комната привела в восторг. Здесь можно было смотреть на восход и закат, созерцать штормы и любоваться потоками солнечного света. Комната была воистину средоточием дома. Над камином из грубо отделанного камня с поблескивающими вкраплениями слюды висел портрет Рангимарие в ритуальном платье маори, сделанный рукой мастера. Рангимарие была точь-в-точь Виктория, с теми же утонченными, чеканными чертами лица, с горделивой осанкой. Копаре, головная повязка замысловатого узора танико, закрывала высокий лоб, национальная юбка из трав, пуипуи, сидела на ней удивительно изящно, а ее золотисто-коричневые плечи выступали из плаща из птичьих перьев столь же величественно, словно она была королевой Елизаветой на картине Аннигони. С этой мыслью Фиона повернулась к картине на противоположной стене. Это оказалась фотография. На ней Ранги в узком облегающем платье и светло-шафрановом жакете беседовала с английской королевой, вероятно во время ее визита в Новую Зеландию.

— За этот снимок фотограф был удостоен международной премии. Фотография называется «Королевское достоинство», — пояснил Эдвард без малейшей враждебности в голосе.

Фиона снова подошла к камину, посмотрела еще раз на портрет и встретилась глазами с Ранги. Она видела чуть приподнятые брови, немного плоский, выразительный нос, полные чувственные губы, точеные раковины ушей. Ей казалось, что Ранги ищет ее взглядом, о чем-то спрашивает, чего-то от нее требует, и в глубине души Фиона понимает ее и готова выполнить желание королевы.