Свою беду Надя старалась скрыть от всех непосвящённых, прятала её в себе. Боялась открыться даже самой близкой подруге, которая жила в другом городе, в надежде, что сын одумается, надоест ему такая скотская жизнь. В письмах к подруге писала то, о чём мечтала, что сын работает, её лелеет и уважает, встречается с девушкой. Но горе не скрыть на лице. За последние десять лет пострела Надежда, поседела, осунулась. А душа так и ныла, так и просила облегчить её слезами, выплеснуть горе искренним разговором.
Кому рассказать, с кем поделиться? Кто поймёт душу матери от отчаяния просившей своего сына больше не возвращаться домой. Бывший муж? Так он считал и продолжает так считать, что во всём виновата она. Надежда и не отрицает. Виновата! Виновата, но кто ей объяснит в чём? Как ей надо было поступать? Не любить? Не бегать, не искать его по городским закоулкам и забегаловкам? Не прощать?
Соседские события немного отвлекли Надю от дум о сыне. Она искренне жалела Машу. Ей казалось, что они с соседкой за это время как-то сблизились и Надя сможет открыть Маше свою душу. Но внезапная ярость женщины одним махом уничтожила что-то в Наде. Потом она поняла. В ней пропала жалость. Жалость не к Маше, не к её одинокой судьбе. Ярость соседки всколыхнула её сознание так, что она поняла свою ошибку в отношении с сыном.
– Этого не может быть, но это так. Мне постоянно его жалко, а он привык и пользуется этим. Мать пожалеет, пустит домой, обмоет, накормит, обогреет. Жалко, мне жалко его впустую растраченных лет, мне жалко, его потерянного здоровья. Только ему ничего и никого не жаль. Больше я его не пущу, не накормлю и не позову назад, во имя него самого. Пусть сделает свой окончательный выбор.
Слёзы полились свободным потоком, освобождая от тяжёлого груза душу.
***
Надя стояла на балконе и смотрела вслед уходящему сыну. Стоит только окликнуть, и он с радостью вернётся, виновато улыбаясь сквозь слёзы. Сколько раз так было. Сколько горьких слёз пролито ею, сколько молитв, законных и рождённых суетливым экспромтом, поселилось в отчаявшейся душе. Чем дальше уходил сын, тем больнее ныло сердце. Скорее бы свернул за угол, а то окликну, верну, обниму, прижму!
Надя знала, что и его глаза полны слёз. Она знала, что он идёт медленно в надежде, что она, его мать, опять остановит, как делала это всегда. Обмоет, накормит. Будет слушать очередную его придуманную ерунду, делать вид, что верит всем его рассказам, о том, что всё это в самый последний раз.
Но Надежда стояла на балконе и горестно смотрела вслед уходящему в неизвестность сыну.
2014 г.
АБОНЕНТСКИЙ ЯЩИК № 59
Москва
Илья вышел из операционной измождённым физически и морально. Он ничего не мог сделать. Слишком изношено было сердце у мужчины. Оно не выдержало его вмешательства. Оно устало. Обиделось на родственников больного и остановилось.
А мужчина был готов доживать свой век так, как он привык. С лекарством, с медленными прогулками по воздуху, с тихим сидением в любимом кресле за телевизором или книгой.
Но жена и сын решили за него. Они были уверены, что он должен вернуться после операции таким, каким он был раньше бодрым и активным. Они и подписку дали в полной уверенности, что врач преувеличивает сложность операции. Но человек умер, тем самым прибавив ещё одну зарубку на сердце хирурга.
Ему опять пришлось пережить слёзы непонимающих его проблем родственников больного зачем-то успокаивать их, хотя так хотелось сказать им крепкое словцо на прощание. Зачем-то слушать сына умершего вопящего что этого он так не оставит вместо того чтобы вмазать ему по очкам и напомнить о предупреждениях и его расписках. Но Илья только тихо и устало сказал им.
– Нельзя своими решениями заменять Бога.
Илья не выпил пятьдесят грамм коньяка, которые ему предложили сослуживцы. Не хотелось. Он переоделся, и сев в автомобиль поехал домой. Он ехал медленно, специально растягивая время. Зная, что жена ещё не собралась на работу, а выходит она из дома в девять утра, он прикидывал, куда бы заехать, чтобы не встречаться с ней. В последнее время напряжение между ними стало просто электрическим. Они не ссорились явно с криками, спорами, выяснениями отношений. Они оба избегали друг друга. Прожив вместе десять лет, они не смогли простить друг другу смерть своего малыша. Сына. Он умер год назад от остановки сердца. Вот так жил мальчик жил девять лет. А однажды заснул и не проснулся. Они не обвиняли друг друга, но каждый внутри себя винил другого в случившемся. Молча винили. Оба молчали и для изменения положения ничего не предпринимали. Илья не мог первым предложить жене развод, постоянно думая, почему она не предлагает этого ему. А раз не предлагает, значит, у неё на это есть причина.