— Он у вас что, «с приветом»?
— Ну, ты, потише! — сверкнула глазенками. — Он знаешь какой? Палочка-выручалочка!
— Это как понимать?
— А вот как в детстве играли, помнишь? «Палочка-выручалочка, выручи меня!»
Ну, дитё! Игры бы ей…
— А тебя каким ветром сюда занесло? — спрашиваю.
— А вот так… Зажмурилась, пальцем в карту ткнула, куда попала, туда и поехала…
— Чего дома не сиделось?
— Была охота… Поселок: на одном конце чихнешь, на другом здравствуются… Родители личную жизнь заедают. Придешь с гулянья — сидят, как на похоронах… Сам-то ты как здесь очутился?
— Проездом в Азербайджан, — говорю.
— Почему в Азербайджан?
— Баку — столица джаза.
— А у нас ВИА во Дворце — лауреат области…
Это мне как маслом по душе — давно подумываю в какой-нибудь вокально-инструментальный устроиться, мараками погромыхивать и солистам подвывать…
Приятный наш разговор прервал Грицко — повел знакомиться с делом.
Знакомимся. Работенка не хуже, не лучше прочих. И согнешься, и поползаешь, и настоишься — производственная гимнастике на целый день. Штукатурку я ровнял, наплывы зачищал. Раствор перемешивал. Контейнеры с «кабанчиками» таскал — это такие плитки облицовочные, узенькие, и цветом, и видом — шоколад, только таскать их несладко. А бригадира так и не видал. Оказывается, тут болгарский стройотряд работает, по договору, и наш Штоколов у них в комиссии по переквалификации. И вообще — обмен опытом.
По начальству я не скучал, мне и так все указывали, кому не лень.
* * *Покрутился с неделю на подсобных. Стала эта Злата меня просвещать, как плитки лепить. «Маяки» выложи, да шнуром проверь прямолинейность ряда, да раствора клади не много, не мало, а чтоб тик в тик.
Освоил вроде. Не боги же их лепят, эти плитки. Наконец удостоился — доверили облицовку коридора, что ведет в кухню будущего кафе.
Взялся, и поехало, как по льду. Леплю плитку за плиткой, насвистываю «Капли датского короля пейте, кабальеро!» За утро сделал полнормы — ну, приди, рыжая, посмотри…
Она и пришла.
Стенку обозрела. «Швы, — говорит, — между плитками широки». И «зачем поставил ту, что с надбитым уголком, надо было ее отбраковать».
Еще чего-то мелочилась. А потом сунула палец в мой раствор, понюхала, чуть не лизнула: «Ты мастику не подмешал!»
Милые мои, атомный взрыв!
Мастику они сами придумали, бригадой, прочность дает необыкновенную. А я забыл. «Все перекантовать!» — кричит рыжая. Я говорю: «Не пирамиду Тутанхамона строим, обойдется. Другие же лепят без мастики!» «К другим бы и просился!»
И умчалась, и звуки доносятся, вроде бы в здании бушует небольшой тайфун.
Тут заходит парень. Довольно-таки ударного вида, хоть в кино снимай: галстучек, комбинезон пригнан впритирочку, весь будто только что из парикмахерской. Говорит ласково, как Волк в бабушкином чепце — Красной Шапочке:
— Здравствуй. Ты новый ученик, Максим Калижный? Я Штоколов. Что, не заладилось на первый раз?
Думает, купил. Я говорю:
— Все равно не буду переделывать! Это издевательство над подростком!
Сейчас, думаю, он мне выдаст, а я — ему. Люблю иной раз объясниться вслух. Прочищает голос.
А мой бригадир ушел в глухую защиту.
— Да, — говорит, — понимаю. Когда сработаешь со старанием, и вдруг — не то… Ну, не подымается рука… Ладно. Ты иди, дело найдется. А самое тяжелое возьмем на себя…
И, более не обращая внимания, приступает — тихонько отковыривать плитки и складывать в аккуратные стопочки.
А может, он и вправду «с приветом»?
Не успел я придумать, как быть, снова — буря! Лязгнула отброшенная к стене лопата, раскатилась груда паркетной клепки. И раздался милый голос Златы:
— Так я и знала! Сам!.. Вместо того, чтоб заставить… носом ткнуть… этого… этого!..
Нашла бы она словечко для «этого», но бригадир успел и свое вставить:
— Ошибка ученика — ошибка учителя.
— Да разве я ему не объясняла? — кричит Златочка. — Шимпанзе бы понял! А этот? Полнормы — в пользу датского короля!..
— Навык приобретается не сразу, — сказал бригадир. — Вспомни себя… Карасарай — помнишь?
Тихо, спокойно сказал. А она вдруг замолчала, точно звук вырубили. Подошла и тоже давай плиточки обдирать. Скверный вид после этого открывается — стена в неровных лепешках раствора. Тут еще Грицко подошел, молча включился. А мне-то чего топтаться? С другого конца пошел им навстречу. Работаем, как немые, невесело. И мысли у меня невеселые.