– Вы будете довольны, если я скажу, что больше обвалов не было, – заметила фрекен Ларсен, отправляя в рот большой кусок вафли. – Дорогу уже расчистили. – Она помедлила, прежде чем продолжить. – Вы говорили на днях, что хотели бы увидеть поближе ледники. Возможно, скоро, когда вы полностью оправитесь от потрясения, я смогу свозить вас туда. Возьмем Джулиану, это будет наша совместная прогулка.
– Было бы великолепно! – горячо одобрила идею Бет. – Гораздо интереснее, чем гулять одной.
– Можно сочетать прогулку с уроками для Джулианы, – пояснила гувернантка, бросая умильные взгляды на воспитанницу. – Я никогда не упускаю возможности вызвать интерес Джулианы ко всему, что бы мы ни делали.
– Можно мне посидеть на ваших уроках, когда будет удобно?
Фрекен Ларсен чрезвычайно обрадовалась:
– Обязательно! Мы начнем занятия сразу после завтрака. Почему бы вам не посидеть в классе сегодня?
Бет не очень рвалась в Дом у Черного Залива, и после завтрака они втроем отправились в классную комнату, которая располагалась в другом конце первого этажа. Бет там еще не была. Джулиана пришла в восторг, когда узнала, что они с фрекен Ларсен смогут принимать собственную гостью, и помчалась вперед приготовить парту к их приходу.
Бет ожидала увидеть просто обставленную рабочую комнату, но оказалась в помещении, роскошное убранство которого разительно отличалось от отделки остальных и выглядело довольно нелепо. В классной комнате больше всего нужны были свет и воздух, а здесь окна были завешены тяжелыми красными бархатными портьерами. Если бы кто-то не догадался раздвинуть их до основания и прикрепить к гвоздям тесемками, света было бы недостаточно. Стены были оклеены ярко-зелеными обоями, на полу лежал ковер пестрых тонов, а оранжевое стекло лампы, разрисованное павлиньими перьями, больше подходило для гостиной какого-нибудь нувориша, чем для классной комнаты маленькой ученицы. Даже парта, хотя и соответствовала по высоте росту ребенка, была оборудована украшенным золотом чернильным прибором, вделанным в поверхность, и подносом для перьев из оникса. Фрекен Ларсен заметила удивленный взгляд Бет и пояснила:
– Ее мать выбрала эту комнату специально для девочки.
Бет кивнула, хотя объяснение не рассеяло ее замешательства. За эти несколько секунд она узнала о Джине больше, чем могла бы узнать из долгих рассказов. Пауль говорил о покойной кузине с нежностью, и это доказывало, что сама Джина по характеру не отличалась стремлением к показной роскоши, как можно было предположить, глядя на обестановку комнаты. Анна и Зигрид упоминали ее робость, но убранство классной комнаты говорило о другом: любовь к дочери побуждала мать покупать для нее самое дорогое, что можно было приобрести за деньги. Однако отсутствие вкуса и неопытность приводили к помпезной пестроте, когда высокая цена ошибочно отождествлялась с гарантией качества. Впервые Джина обрела в представлении Бет вполне конкретный и осязаемый облик – преданная мать сама еще была ребенком, которого привлекали яркие краски покупаемых вещей. Это трогало Бет до глубины души. Она припомнила, как возница говорил, что Джина собиралась заняться переделками в доме, и задавалась вопросом, к чему это могло привести.
Джулиана показала свою рабочую тетрадку и, хотя она была в полном порядке, Бет с грустью увидела, как отстает ребенок от своих шестилетних сверстников. Несомненно, пережитое потрясение замедлило ее развитие. Придвинув стул – нелепое сооружение с позолоченной спинкой и бархатным сиденьем, Бет заняла место гувернантки, приготовившись поиграть в «слова»: нужно было составлять их из карточек с буквами, которые привезла фрекен Ларсен.
Потом настало время обычного перерыва в утренних занятиях. Фрекен Ларсен придавала ему большое значение, считая, что девочке не следует переутомляться. Обычно она старалась сочетать отдых с каким-нибудь полезным делом; в это утро Джулиану послали на кухню с запиской – просьбой прислать в классную комнату третий стакан для лимонада. Девочка радостно побежала выполнять поручение.
Фрекен Ларсен, откинувшись на спинку стула, бросила на Бет красноречивый взгляд.
– Вас, кажется, поражает великолепие нашей классной комнаты, но мать Джулианы постаралась сделать ее во всех отношениях изысканной. И у кого бы хватило смелости убедить хозяйку дома, что она добилась как раз противоположного результата? Покойная фру Рингстад была женщиной большой доброты, легко смеялась и так же легко разражалась слезами. Только очень злой человек мог позволить себе обидеть ее.
– Но почему она выбрала такое яркое убранство?
– Увидела нечто похожее в журнале, так я полагаю. Муж в это время находился в Кристиании. Иногда она вдруг проявляла мудрость: я в эту пору только приступила к работе, и фру Рингстад справедливо заключила, что, прежде, чем начинать обучение, нам с Джулианой необходимо привыкнуть друг к другу и познакомиться поближе. Работы по обустройству комнаты проводились как раз в это время.
– К Джулиане легко было найти подход в те дни?
– Да, пожалуй, – сказала фрекен Ларсен, подумав. – Она была несколько застенчивой, конечно, потому что до моего появления в доме проводила почти все время в обществе матери. Они были практически неразлучны. Я понимала, что с этим нужно что-то делать ради них же самих. Равно как и ради герра Рингстада, который не мог не ощущать недостатка внимания со стороны жены, хотя она и была очень предана ему. Человек более заурядный испытывал бы ревность к собственному ребенку, но, к счастью, хозяин понимал жену лучше, чем она понимала себя. Должна сказать, что Джулиана привязалась ко мне. Это большое везение, если учесть то, что произошло полгода спустя.
– Но и привязанность девочки к матери не ослабела, я полагаю, судя по тому, как тяжело она перенесла трагедию.
– Вы правы. Отчасти это объясняется тем, что фру Рингстад всегда присутствовала при занятиях, постоянно отвлекала ее под различными предлогами, и мне было трудно установить строгий режим.
– У вас были срывы?
– Сказать по правде, иногда у меня не хватало терпения. Я даже подумывала об уходе, но тут случилось то, что случилось. Вопрос об увольнении отпал сам собой. Она печально оглядела комнату. – Прекрасно помню день, когда прибыла эта вычурная мебель. Наши с Джулианой отношения только начинали складываться, мы уходили на прогулки, но в этот день фру Рингстад предложила вместе пойти на пристань и встретить прибывавший на пароходе груз. Она была страшно возбуждена. Мне она поведала, что герр Рингстад ничего не изменил в Нилсгаарде с того времени, как унаследовал дом и переехал туда жить, если не считать приобретения ванны и некоторых усовершенствований на кухне, и что обстановка для классной комнаты – ее собственная инициатива.
– О, Боже! – вырвалось у Бет.
– Вот именно! Именно то же самое подумала и я. Она сказала, что так как в Нилсгаарде никогда не было классной комнаты, она по праву должна быть достойна принцессы. Тогда я и представить не могла, что увижу в этих ящиках, когда их распакуют. – Фрекен Ларсен грустно улыбнулась. – Бедняжка… Всегда старалась всем угодить, но для нее самой дела складывались неудачно. Раньше комната выглядела обычной, но строгой. Ее украшали дубовые панели, взятые со старого судна, когда дом еще только строился. Мне нравилась эта простота, но мать заявила, что классная Джулианы заслуживает более красивой отделки, чем корабельные доски. Она была убеждена, что девочка станет великим ученым, и хотела, чтобы во время занятий ее окружало все самое красивое и изысканное. Не сомневаюсь: фру Рингстад переживала, что сама не училась должным образом, особенно после того, как вышла замуж за образованного человека, и ей хотелось, чтобы дочь компенсировала ее недостаток. Намерения эти были весьма благородны. Я же с ужасом ждала возвращения герра Рингстада. Несколько раз он беседовал со мной о Нилсгаарде, о его прошлом, хотел, чтобы Джулиана тоже знала историю дома. Чувствовалось, что это место ему очень дорого.