Теперь нашли ещё ингредиенты,
Одна душа так мыслит, а иная
Инако; все в сомненье пребывают.
Подумай: камень как проникнуть может
В твой мочевой пузырь, не ранив кожи?
октябрь 1689
Гость – пятидесятишестилетний старик, но куда более крепкий, чем хозяин, с притворным вниманием наблюдал, как его помощники пробираются между стопками, ящиками, полками и бочками, составлявшими теперь личную библиотеку доктора Уотерхауза. Один из них шагнул к открытому бочонку. Гость стремительно зацокал языком, захмыкал, защёлкал пальцами, торопясь его остановить.
– Надо думать, всё, что доктор Уотерхауз уложил в бочки, отправляется в Бостон.
Когда помощники занялись оценкой и каталогизацией, он обернулся к Даниелю и заискрился, как бокал шампанского.
– Не могу выразить, какое огромное удовольствие видеть вас, старина!
– Вряд ли вид мой способен доставить удовольствие, мистер Пепис, но весьма благородно было изобразить его с таким жаром.
Самюэль Пепис выпрямился, сморгнул и приоткрыл рот, словно торопясь вставить заготовленные слова. Рука задрожала и потянулась к Карману, в котором все эти тридцать лет сберегался Камень. Однако некий джентльменский инстинкт подсказал ему не нарываться на столь ранней стадии разговора.
– По тому, что говорят в Обществе, я думал, вы уже в Массачусетсе.
– Мне следовало начать сборы сразу после Революции, – признал Даниель, – но я ждал, пока Джеффрис встретится с палачом в Тауэре. Тут наступил апрель, и я понял, что до отъезда из Лондона должен ликвидировать свою жизнь. Даже не думал, что это такая морока. Куда удобнее раз – и умереть, предоставив другим скучные хлопоты.
Он махнул на стопки книг, быстро убывающие по мере того, как армия наёмных библиотекарей несла их своему полководцу – Пепису – и складывала у его ног. Тот взглядывал на титульный лист и глазами показывал, вернуть книгу на место или забрать. Отобранные тома несли старику-счетоводу, который вооружившись переносным бюро, пером и чернильницей, составлял опись.
Слова «раз – и умереть» стали для Самюэля Пеписа вторым тяжким искушением; он вынужден был сжать руку в кулак, чтобы не сунуть её в карман. По счастью, его отвлёк помощник, поднеся раскрытый фолиант с гравированными изображениями рыб. Пепис на мгновение свёл брови. Впрочем, он тут же узнал и сразу отверг книгу. Несколько лет назад Королевское общество издало её избыточным тиражом. С тех пор члены Общества всеми правдами и неправдами сбагривали друг другу экземпляры, пытались использовать их в качестве универсального платёжного средства, придавливали ими гербарии, подпирали колченогие столы и прочая, и прочая.
Даниель был по натуре человек не злой, но его тошнило несколько дней кряду, а соблазн помучить Пеписа в третий раз был слишком велик.
– Ваш суд скор и безжалостен, мистер Пепис. Книги отправляются одесную или ошуюю. Когда в бурю опрокидывается корабль и перед святым Петром выстраивается очередь промокших душ, даже он не успевает рассортировать их так быстро.
– Вы меня дразните, мистер Уотерхауз; вы разгадали мою уловку и знаете, зачем я пришёл.
– Отнюдь нет. Что вы поделываете с Революции? Я ничего о вас не слышал.
– Я ушёл в отставку, мистер Уотерхауз, и посвятил себя науке. Сейчас мои цели: собрать библиотеку не хуже, чем у сэра Элиаса Ашмола, и хоть в малой степени заполнить пустоту, оставшуюся после вашего отхода от повседневных дел Королевского общества.
– Вам, наверное, хотелось окунуться в жизнь нового двора, нового парламента…
– Ничуть.
– Странно.
– Двигаться в таких кругах – всё равно что плыть. Плыть с камнями в карманах! Нужны постоянные усилия. Остановиться – смерть. Пусть этим занимаются те, кто помоложе и поживей, как ваш друг маркиз Равенскарский. В мои лета куда приятней стоять на суше.
– Что насчёт камней в карманах?
– Простите?
– Ваша реплика, мистер Пепис, я вас к ней плавно подвожу.
– Отлично! – Пепис одним прыжком оказался возле кровати и поднёс старый добрый камень к самому лицу Даниеля.
Даниель впервые видел его так близко. Сейчас он приметил два симметричных отростка, вроде рогов, которые начали расти в мочеточники, ведущие к почкам мистера Пеписа. Ему сделалось нехорошо, и он перевёл взгляд на лицо мистера Пеписа, которое было почти так же близко.
– СМОТРИТЕ! Моя смерть – преждевременная, бессмысленная, отвратимая. Моя и ваша, Даниель. Однако свою смерть я держу в руке. Ваша – вот здесь. Не вздрагивайте, я не стану вас трогать, только показываю, что ваш камень в двух дюймах от моей руки, когда я держу её здесь. Мой камень у меня в руке. Всего два дюйма! И всё же для меня это малое расстояние означает лишние тридцать лет жизни. Тридцать лет – и, Бог даст, ещё десяток-другой, чтобы пить, любить женщин, петь и учиться. Умоляю, Даниель, обратитесь к врачам, пусть камень переместят на два дюйма в ваш карман, где он сможет пролежать ещё четверть века, ничуть вас не беспокоя.