Лоррет опустил голову и кивнул, словно знал все это, и рассказ причинял ему душевную боль. Но его глаза вспыхнули, когда Фишер сказал:
— Я оставил Рена и остальных и отправился на поиски Малкольма. Я решил, что попытаюсь убить его в одиночку. Но нашел я не Малкольма. По крайней мере, не сразу. Это был ублюдок, который убил мою мать.
Беликон провел языком по зубам.
— Ты думаешь, мне станет стыдно, если ты расскажешь о моих грехах? Подумай еще раз. Твоя сука-мать должна была стать величайшим оракулом нашего времени, но она оказалась бесполезной. — Он хихикнул. — Я признаю это. Как только она закончила выдавливать из себя отродье, которое я ей сделал, я перерезал этой суке горло. Меня тошнило от ее гребаной лжи.
— Она никогда не лгала тебе, — категорично заявил Фишер. — От этого зависела ее жизнь, она могла говорить только правду.
Беликон отмахнулся от слов Фишера.
— Просто продолжай. Расскажи им о сделке, которую мы заключили.
— Малкольм прибыл во главе своего войска, и именно тогда я узнал, что он и Беликон вовсе не были врагами. Они были союзниками и действовали сообща еще до проклятия крови. До сегодняшнего дня я не знал, что Мадра тоже в союзе с ними. Я хотел выторговать для Гиллетри тех немногих жителей, которые еще остались в живых, и Беликон предложил сделку. Он нашел монету. Такую, которая использовалась только в Гиллетри. Самого мелкого номинала, который был у фей. Он сказал, что если монета упадет на землю и приземлится листочком вверх, то Малкольм отзовет свою орду и покинет город, не причинив вреда ни одному живому существу. Но если монета упадет на землю стороной с рыбой, он захватит город и уничтожит его, а мне придется оставить тех, кто еще жив, на верную смерть и встретиться с ним на поле боя позже.
— Ты упускаешь все самое интересное, — вмешался Беликон. — Ему также не разрешалось прикасаться к монете или влиять на то, как она упадет. Пока мы будем заниматься подбрасыванием монеты, ему не разрешалось причинять вред ни мне, ни моему брату. Ни один волосок не должен был упасть с наших прелестных головок. И пока исход броска не будет решен, ему не разрешалось говорить о сделке или о том, что мы с Малкольмом братья. И он согласился. Он так отчаянно хотел спасти горстку жителей, что принес мне клятву на крови.
Малкольм воскликнул с помоста.
— Внимание! Дальше моя любимая часть!
Беликон остановился перед Фишером. Он стоял вплотную к нему, видимо, пытаясь запугать, но Фишер смотрел прямо на меня. Он не обращал внимания на злобный кусок дерьма.
— Я подбросил монету… — сказал он.
— А я поймал ее! — Малкольм поднял свой бокал, чествуя себя.
— Монета так и не упала на землю, — прошептала я.
— Монета так и не упала на землю! — с издевкой повторил Беликон.
В прекрасных глазах Фишера отразилась неизбывная печаль. Ртуть тонкой, как кружево, нитью тянулась через всю его правую радужку, совершенно неподвижная.
— Дети Малкольма попировали, не так ли, пес? — Беликон оскалился, приблизив свое лицо к лицу Фишера так, что его лоб уперся в висок. И все же он не добился от него никакой реакции. Было удивительно, насколько он владел собой. Мои глаза ничего не видели из-за навернувшихся слез, и я сосредоточилась на крыльях, виднеющихся из-под серебряной пластины на его горле.
— Тогда я поджег город, — сказал Фишер. Он не стал приукрашивать. Пытаться как-то сгладить. — Я забаррикадировал его и запер всех внутри. Орда Малкольма либо покусала, либо убила всех. Они обращались прямо на наших глазах. В Гиллетри проживало около двухсот тысяч высших и низших фей. Если бы я позволил им присоединиться к орде Малкольма, они бы поглотили все королевство. Поэтому я отдал приказ. Я сделал то, что должен был сделать.
— Сильный ход, — заметил Малкольм, игриво надув губы. Он спустился с помоста и помогал Мадре сойти по каменным ступеням. Волоски на моих руках встали дыбом, когда они приблизились. — Я люблю менять правила в свою пользу. Но не очень люблю, когда их нарушают против меня. Поэтому я решил еще немного помучить бедного маленького Кингфишера. Должен признать, это было немного жестоко, но…
— У тебя всегда была способность превращать жестокость в искусство, брат, — промурлыкала Мадра. Она отпустила руку Малкольма и медленно обошла Фишера, ее глаза заинтересованно вспыхнули. — Он невыносимо красив, не так ли? Я понимаю, почему ты хотел оставить его в качестве домашнего питомца. Мне не терпится узнать, что было дальше.