— Я бы сказал, что смерть несчастного была не причиной, а поводом, — замечает Енох. — Война за Испанское наследство была лишь второй и, надеюсь, последней стадией великой войны, которая началась четверть столетия назад, во времена…
— Славной Революции!
— Как некоторые её называют. Ты и впрямь посещал уроки, Бен, хвалю. Может быть, ты знаешь, что во время Революции английского короля — католика — пнули коленом под зад и посадили на его место протестантских короля и королеву.
— Вильгельма и Марию!
— Верно. А ты не задумывался, из-за чего протестанты и католики вообще начали воевать?
— У нас в школе чаще говорят про распри между протестантами.
— Ах да — явление сугубо английское. Это естественно, ибо твои родители попали сюда в результате именно такого конфликта.
— Гражданской войны, — говорит Бен.
— Ваши выиграли Гражданскую войну, — напоминает Енох, — но после Реставрации им пришлось туго, и они вынуждены были бежать сюда.
— Вы угадали, мистер Роот, — говорит Бен, — ибо именно так мой родитель покинул Англию.
— А твоя матушка?
— Уроженка острова Нантакет, мистер Роот. Правда, её отец бежал сюда от жестокого епископа — ах и епископ, о нем такое говорят…
— Ну вот, Бен, наконец-то я нашёл изъян в твоих познаниях. Ты имеешь в виду архиепископа Лода — ярого гонителя пуритан, как некоторые называют твоих сородичей, — при короле Карле I. Пуритане в отместку оттяпали голову тому самому Карлу на Чаринг-Кросс в лето Господне тысяча шестьсот сорок девятое.
— Кромвель, — говорит Бен.
— Да, Кромвель имел к упомянутым событиям некоторое касательство. Итак, Бен. Мы стоим у этой речушки уже довольно долго. Я замёрз. Моя лошадь беспокоится. Мы отыскали место, в котором твои познания сменяются невежеством. Я с удовольствием исполню свою часть соглашения — чему-нибудь тебя научить, дабы, вернувшись вечером домой, ты мог сказать Джосайе, что пробыл весь день в школе; впрочем, слова учителя могут разойтись с твоими. Однако взамен я попрошу кое-каких услуг.
— Только назовите их, мистер Роот.
— Я приехал в Бостон, чтобы разыскать некоего человека, который, по последним сведениям, проживал здесь. Он — старик.
— Старше вас?
— Нет, но выглядеть может старше.
— Тогда сколько ему лет?
— Он видел, как скатилась голова Карла I.
— Значит, по меньшей мере шестьдесят три.
— Вижу, ты научился складывать и вычитать.
— А также умножать и делить, мистер Роот.
— Тогда возьми в расчёт вот что: тот, кого я ищу, отлично видел казнь, ибо сидел на плечах у своего отца.
— Значит, годков ему стукнуло совсем мало, разве что родитель его был не слабого десятка.
— В определённом смысле его родитель и впрямь был не слабого десятка, — говорит Роот, — ибо за двадцать лет до того ему по приказу архиепископа Лода в Звёздной палате отрубили уши и нос, однако он не устрашился, а продолжал обличать монарха. Всех монархов.
— Он был гавкер. — И вновь лицо Бена не выразило презрения. Как же это место не похоже на Лондон!
— Ладно, возвращаясь к твоему вопросу, Бен: Дрейк не обладал исключительной силой или мощью телосложения.
— Значит, сын на его плечах был совсем мал. Сейчас ему примерно шестьдесят восемь. Но я не знаю здесь ни одного мистера Дрейка.
— Дрейк — имя, данное его отцу при крещении.
— А какова же его фамилия?
— Её я пока тебе не скажу, — говорит Енох, ибо человек, которого он ищет, может оказаться здесь на очень плохом счету — если его вообще не повесили на Бостонском лугу.
— Как же я помогу вам отыскать того, сэр, кого вы не хотите назвать?
— Ты можешь отвести меня к чарльстонскому парому. Насколько мне известно, он обретается по ту сторону реки Чарльз.
— Следуйте за мной, сэр, — говорит Бен, — но я надеюсь, что у вас есть серебро.
— О да, серебро у меня есть, — отвечает Енох.
Они огибают возвышенность в северной части города. Здесь от берега отходят пристани, поменьше и постарше большой. Паруса, такелаж, реи и мачты справа по борту сплетаются в огромный гордиев узел, словно буквы на странице в глазах неграмотного крестьянина. Енох не видит ни «Минервы», ни ван Крюйка. Как бы не пришлось ходить по тавернам и наводить справки — то есть терять время и привлекать внимание.
Бен ведёт его прямиком к причалу, от которого готовится отвалить чарльстонский паром. На палубе толпятся зрители недавней казни. Паромщик говорит, что за лошадь придётся платить отдельно. Енох открывает кошель и заглядывает внутрь. На него смотрит герб испанского короля, оттиснутый на серебре, в разной степени затёртом и сплющенном. Имена меняются в зависимости оттого, при каком короле эту монету отчеканили в Новой Испании, но под каждым написано одно: D.G. HISPAN ET IND REX — Милостью Божией король Испанский и обеих Индий. Похвальба, какую все венценосцы печатают на своих монетах.