Пикуль Валентин
Ртутный король России
Пикуль Валентин
Ртутный король России
В 1868 году научный мир Европы испытал нервное потрясение: в знаменитой лейпцигской фирме братьев Брокгаузов случился пожар, истребивший немало трудов ученых, уже готовых для типографского набора. Тогда же в поезде, идущем в Берлин, франтоватый молодой господин с элегантной бородкой встретил горько плакавшего старика. Успокоившись, тот сказал, что его слезы всегда можно понять, а тем более простить их:
- Заодно уж представлюсь - берлинский профессор Ценкер, двадцать лет жизни посвятивший составлению арабо-немецкого лексикона, который фирма Брокгаузов превратила в пепел.
- Представлюсь и я, - сказал франт, раскуривая сигару. - Александр Ауэрбах, горный инженер. Только что выбрался из рудников Плауэнской долины, где взорвались гремучие газы, убившие в штреках сразу триста шахтеров. Герр Ценкер, после этого несчастья у Брокгаузов что вы намерены предпринять?
- Судя по всему, вы тоже из немцев, а потому знаете, как мы, немцы, упрямы. Я вернусь в Берлин и стану составлять лексикон заново, чтобы угробить еще двадцать лет жизни.
Ауэрбах, как бы выражая сочувствие профессору, выдержал паузу, отвечая затем, что он себя немцем не считает:
- Я сын врача из города Кашина и тверской дворянин. А вы - мой коллега по несчастью! Я составил таблицы микроскопического определения минералов, весьма горячо одобренные Горной академией Фрейберга, и вот. эти мои таблицы сгорели в одном пламени вместе с вашим арабо-немецким лексиконом.
- Ужас! - воскликнул Ценкер. - Наверное, вы, как и я, намерены восстановить сгоревшее? Сколько вам потребуется лет?
- Не лет, а недель, - усмехнулся Ауэрбах. - Но я, профессор, слишком берегу свое время, и здесь невольно проявляется моя широкая русская натура: я решил плюнуть на эти таблицы, чтобы заняться практической работой на благо России.
Бедный Ценкер! Он так и умер, не успев воскресить свой лексикон, а инженер Ауэрбах, исходя из гениального российского принципа "плевать на все!", сразу забыл о своих таблицах и укатил домой, чтобы со временем сделаться в обожаемой им России не кем-нибудь, а - "ртутным королем".
Да, читатель, были у нас разные короли - чайные Боткины, железочугунные Мальцевы, мануфактурные Морозовы, игольные Гиршманы, булочные Филипповы, стекольные Бахметевы, сахарные Бродские, фарфоровые Кузнецовы, гастрономические Елисеевы и прочие. А наш герой всколыхнул в сонных недрах земли тяжкие и ленивые облака ртути - вредной и всем нам очень нужной.
- Да что там ртуть! - говорил Ауэрбах под старость. - Вы бы посмотрели, за что я смолоду не брался! Если бы у нас в Неве крокодилы водились, я бы наверняка устроил на них охоту, чтобы выделывать прекрасные дамские сумки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дедушка владел фаянсовой фабрикой в деревне Кузнецова, папа был доктором, а мама - дочь полковника Берггольца (из саратовских дворян). Детей тогда не баловали, на шее родителей они не засиживались. Саше Ауэрбаху не было и двенадцати лет, когда его спровадили в Горный корпус, и не было ему двадцати, когда выпустили из корпуса в чине поручика. Казна сразу отсчитала ему 21 000 рублей, его послали бурить у Царева кургана на Волге, чтобы допытаться - есть ли там уголь? При этом поручик истратил лишь 16 000 рублей, награжденный за экономию орденом св. Станислава. Горный корпус стал тогда просто институтом, военные чины отменили, Ауэрбах превратился в титулярного советника, которому, если верить словам известного романса, на генеральскую дочь лучше и не засматриваться.
Профессор П. В. Еремеев как-то поманил его пальцем:
- Идите-ка сюда, милейший. Так же нельзя! - сказал он. - Всей России-матушки вам все равно не пробурить, и нельзя забывать о будущем. Я держу вакантной должность адъюнкта по кафедре минералогии, а вы. О чем думаете, милейший?
Склонный к подвижности, очень активный, может, Ауэрбах и не стал бы "возиться" с диссертацией, но сказочный мир турмалинов заманил его в волшебную игру минералов, и диссертацию он защитил, когда ему исполнилось 24 года. Еремеев сказал:
- Очень хорошо, милейший. Но ученый только тогда становится ученым, когда он пронаблюдает, что делают его коллеги за границей. Вот и езжайте. Я дам вам рекомендации к профессорам Деклуазо, Рихтеру и Шрауфу. Сколько вам надобно времени?
- Хотя бы годик, - прикинул Ауэрбах.
На целый год его отправили в Европу и вскоре "Горный журнал" стал получать от него научные статьи. Ауэрбах исследовал целестин, лабрадор и топаз, изобрел гониометр для измерения кристаллов, в Горной академии Фрейберга он слушал лекции, осмотрел в Европе все горные коллекции, которым составил научную опись - для публикации, а потом вернулся на родину.
- Ну-с, милейший, - встретил его Еремеев, - приступайте. Вам светит очень яркая звезда профессуры!
Читать лекции студентам он не любил. Как раз в те годы началась "угольная горячка", искали залежи каменного угля в Подмосковном бассейне, куда хлынули иностранцы и русские. Ауэрбах выезжал на разведки запасов угля, соблазненный гонорарами от лондонского банкирского дома "Томсон и Боннар", но вскоре переметнулся к французам, которые уговорили его оставить профессуру, о чем он известил профессора Еремеева.
- Павел Владимирович, - сказал он, - вы на меня не сердитесь, но стоять на одном месте не могу, я должен танцевать.
- Ну, и черт с вами. танцуйте!
Французам он доказал, что качество подмосковных углей ниже тех, что таятся в недрах Донецкого бассейна. В это же время - проездом через тульские края - Ауэрбах встретился с сестрами Берс, через них познакомился с молодым Львом Толстым, который тогда еще не взирал на мир из-под насупленных бровей, а был молодым и веселым офицером в отставке. У сестер Берс гостила Софья Берггольц (племянница писателя Евгения Маркова), и вся эта компания устроила пикник в вечернем лесу. Ауэрбаху очень понравилась Сонечка; улучив момент, он сказал ей:
- Я еще не знаю вас, но знаю вашу фамилию, ибо моя матушка носила ее же в девичестве. Однако. Что бы мне сделать для вас? Хотите, я подожгу вон тот стог сена?
- Зачем? - удивилась девушка.
- Тогда вы не сразу меня забудете.
В январе 1872 года они уже сыграли свадьбу и отправились на юг, тогда на юг ездили не отдыхать, а работать.
В дороге Ауэрбах говорил жене, посмеиваясь:
- Не взыщи, моя прелесть, но волшебной жизни не посулю: поскучай в Таганроге, а я буду мотаться по холмам Донбасса.
Первые русские рельсы, по которым помчалась Россия, были прокатаны в Юзовке (ныне город Донецк), где англичанин Джон Юз владел и угольными копями. Хотя этот Юз и просил называть его "Иваном Ивановичем", но русский язык он так и не освоил. Ауэрбах в поисках угля, конечно, не раз навещал Юзовку, где колония англичан имела клуб, устраивала конные скачки, евреи обзавелись синагогой и хедерами, а русские, если им не хватало места в бараках, отрывали норы, будто кроты, а из недр земли они посылали всех "подальше". Александр Андреевич в записках своих не забыл отметить, что "у русских англичане заимствовали только одно: нашу брань и питие водки, которая пришлась англичанам по вкусу и которой они так злоупотребляли, что многих из них Юзу пришлось отправить обратно в Англию.".