Наконец Ауэрбах сыскал два угольных месторождения - коксового близ Юзовки, а второй уголь (с пламенным горением) нашел ближе к Днепру. Но земли, которые он пронзал бурами, были не казенными - частными. Петр Николаевич Горлов, основатель знаменитой "Горловки", где он заложил могучие шахты (носившие потом имена Ленина и Сталина), - вот этот горный инженер, отлично знавший всю область (позже названную Сталинской), однажды предупредил Ауэрбаха, когда они совместно парились в бане:
- Уголь, найденный вами, укрылся от людей на землях братьев Рутченко и господина Шабельского. А эти помещики не дураки, чтобы своих огурцов и помидор лишаться, лишь бы доставить удовольствие вашей французской компании. Понимаете?
Ауэрбах понимал, и, прихватив из Таганрога жену, не раз мотался в Париж, доказывая прижимистым французам, что Рутченко и Шабельский пока еще скромны в своих желаниях, но пройдет время, в этих местах гугукнет паровоз, и тогда.
- .Тогда огурцы с помидорами будут стоить дороже! У господина же Шабельского еще многотысячное стадо тонкорунных овец, которых на мясо он резать не станет. Где их пасти? Вы, французы, живущие в Париже, желаете сэкономить су, тогда как через год-два вы потеряете тысячи франков.
Возвращаясь из Парижа, Ауэрбах был в дурном настроении.
- Соня, ты была ли когда бедной? - спросил он жену.
- Нет, Саша, а. что?
- Думается, ублажать этих европейцев мне скоро надоест, просить же профессора Еремеева о возвращении на кафедру минералов стыдно, и вот. Не придется ли нам сидеть на бобах?
- У тебя, дорогой, слишком широкие замашки, ты больше похож на купца, а никак не на дворянина, - упрекнула его жена. - Твой папа в Кашине, ты сам мне рассказывал, брал с пациентов по гривеннику, и нужды вы не испытывали. А ты гребешь деньги лопатой и. Впрочем, я тебя люблю, и последний бобик разделим пополам. Но прежде скажи - что ты еще задумал?
- Скоро узнаешь, - озадачил Ауэрбах.
Скоро он порвал с французской компанией, решив пожить, как он говорил, "на подножном корму". Это случилось в 1876 году; тогда же он с женою перебрался жить в Петербург.
- Между тем я могу быть доволен, - рассуждал он. - Именно моими стараниями в Таганроге состоялся первый съезд горнопромышленников, и мы, горные инженеры, всколыхнули Россию! Скоро весь Донбасс начнет укладывать рельсы и шпалы новых дорог. Я уже вижу русский Манчестер с портами в Азовским море.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Говорить о Донбассе и умолчать о шахтерах было бы непростительно. Появилась как бы новая порода тружеников на Руси, и первые шахтеры были скорее изгоями общества, у которых паспорт лучше не спрашивай, иначе сразу "получишь в соску".
Паспорта как таковые еще не играли большой роли в жизни русского народа. Когда Ауэрбах впервые появился в Таганроге, он послал с дворником паспорт в полицию - ради его прописки. Почти сразу прибежал к нему пристав, даже перепуганный:
- Господин Ауэрбах, что случилось? Мы в полиции головы ломаем и никак не поймем, зачем вы паспорт прислали?
- Как зачем? - удивился инженер. - Ведь я впервые у вас в Таганроге, так должны же в полиции знать, что я не жулик, не аферист, не шулер. вот и прислал - для прописки.
Пристав почти умолял его забрать паспорт обратно:
- Да Бог с вами! Мы-то все гадали - что вам от нас понадобилось? Живите себе на здоровьице, кому какое дело?..
Так было с дворянином Ауэрбахом. Иное дело - шахтеры, у которых паспортов не было. Вернее, у крестьян, что пошли в шахтеры ради заработка, паспорта имелись, но каждый год их следовало отсылать обратно в деревню для обмена, а сельские писаря новых не присылали, ибо подати не оплачены, а денег семье своей прислал крохи. Тут бродяги или беглые учили:
- На што тебе, лаптю экому, ишо паспорт иметь? Здесь и так хорошо, а домой, дурак, не пиши, чтобы с тебя податей не тягали. Жена-то? Да ну их, баб энтих! Заводи "мадаму" себе.
Когда Ауэрбах служил в Донбассе, Софья Павловна содержала у себя на кухне сразу трех беспаспортных: саперного поручика, от жены бежавшего, попа-расстригу, утекнувшего от гнева синодского, и купеческого сынка, от долгов удравшего, - все трое хозяйке раков ловили, чтобы она их с кухни не прогоняла. На шахтах Александра Андреевича лишь 100-150 человек имели паспорта, остальные же при найме говорили о паспорте так:
- Был! Но жена померла - с собою взяла.
Ауэрбах писал: "Сознавая, что от голодного нельзя требовать хорошей работы, я кормил своих шахтеров возможно лучше, отпуская на каждого по фунту мяса в день и давая им в обед по чарке водки". А соседние шахтовладельцы, кормившие своих работяг "кандёром" из пшенки без масла, "чуть в революционеры не произвели меня из-за этого вот фунта мяса.".
Александр Андреевич жене говорил:
- Рабочий может быть доволен хозяином лишь в том случае, если увидит, что я могу присесть к их столу и поесть заодно с ними и с таким же аппетитом, с каким ем домашнюю пищу.
Он прав! Так же поступал он и с виновными. Зная, как шахтеры боятся суда, Ауэрбах никогда не призывал полицию:
- Вмешиваться не стану - разберитесь сами.
"За разные проказы и буйства артельный суд в большинстве случаев приговаривал товарищей к телесному наказанию", и секли друзья своих друзей так, что полиция могла бы еще позавидовать. Воровства среди шахтеров никогда не было, а если такое случалось, вора выводили на базарную площадь, привязывали его на весь день к столбу, а на грудь ему вешали доску с надписью:
НЕ ВОРУЙ, СВОЛОЧЬ.
Жилища у шахтеров Донбасса были попросту ужасные ("у хорошего хозяина, - писал Ауэрбах, - скотина содержалась намного лучше, нежели наши несчастные шахтеры"), и потому он построил для них в Кураховке чистые добротные казармы, где для каждого был отведен угол. И случилось чудо: его углекопы вдруг стали бриться и ходить в баню, завели котелки и даже тросточки, а пьянство уменьшилось. Иные форсили часами перед девицами, вынимая их из кармашка жилета когда надо и не надо:
- Не желаете ли, мамзель, узнать точное время? Уж больно вы пронзили мое сердце, а потому извольте - уже полвосьмого. Как раз время прогуляться нам до канавы, а потом и обратно.
Многие вызвали из деревень свои семьи, Ауэрбах выстроил для таких шахтеров отдельные домики, довольный тем, что довольны люди, и сами же углекопы потом ему признавались:
- Коли вы из землянок нас вытащили да на чистую постель уклали, так нам самим жить по-людски захотелось, чтобы прохожие от нас не шарахались. Ну, а коли когда и расколем бутылку, так вы не серчайте на пьяных. без этого нам нельзя!
.Вся эта прежняя жизнь в Донбассе поминалась потом на столичных пажитях как лакомый кусок молодости, а будущее настораживало. Ауэрбаха причислили чиновником в Главное Горное управление, но делами не отягощали. Однако уже подрастали трое его сыновей - пора о них думать. Александр Андреевич заранее предупредил жену, что судьба, оторвав его от юга, поворачивается к северу: его начали соблазнять службою миллионер Асташев, графы Шувалов и Воронцов-Дашков, владевшие золотыми приисками в тех краях, где хорошо бы волков морозить.