В том, что ты пьянствуешь, скажи нам, чья вина?»
Лицо возлюбленной моей повинно в этом:
Я не могу не пить, когда со мной она.
37
Как полон я любви, как чуден милой лик,
Как много я б сказал и как мой нем язык!
Не странно ль, Господи? От жажды изнываю,
А тут же предо мной течет живой родник.
38
Красой затмила ты Китая дочерей,
Жасмина нежного твое лицо нежней;
Вчера взглянула ты на шаха Вавилона
И все взяла: ферзя, ладьи, слонов, коней.
39
В бокалы влей вина и песню затяни нам,
Свой голос примешав к стенаньям соловьиным!
Без песни пить нельзя — ведь иначе вино
Нам разливалось бы без бульканья кувшином.
40
Запрет вина — закон, считающийся с тем,
Кем пьется, и когда, и много ли, и с кем.
Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить — признак мудрости, а не порок совсем.
41
О чистое вино, о сок лозы хмельной!
Я так тобой напьюсь и так сольюсь с тобой,
Что каждый, издали меня завидев, кликнет:
«Эй, дядя Хмель, куда ты путь направил свой?»
42
Как долго пленными нам быть в тюрьме мирской?
Кто сотни лет иль день велит нам жить с тоской?
Так лей вино в бокал, покуда сам не стал ты
Посудой глиняной в гончарной мастерской.
43
Налей, хоть у тебя уже усталый вид,
Еще вина: оно нам жизнь животворит,
О мальчик, поспеши! Наш мир подобен сказке,
И жизнь твоя, увы, без устали бежит.
44
Пей, ибо скоро в прах ты будешь схоронен.
Без друга, без жены твой долгий будет сон.
Два слова на ухо сейчас тебе шепну я:
«Когда тюльпан увял, расцвесть не может он».
45
Все те, что некогда, шумя, сюда пришли
И обезумели от радостей земли, —
Пригубили вина, потом умолкли сразу
И в лоно вечного забвения легли.
46
Сей караван-сарай, где то и дело день
Спешит, как гостя гость, сменить ночную тень, —
Развалины хором, где шли пиры Джамшидов[3],
Гробница, что дает Бахрамам[4] спящим сень.
47
Будь Аристотеля, Джемхура[5] будь мудрей,
Будь богдыхана[6] ты иль кесаря сильней,
Пей все равно вино. Конец один — могила:
Ведь даже царь Бахрам почил навеки в ней.
48
Я к гончару зашел: он за комком комок
Клал глину влажную на круглый свой станок;
Лепил он горлышки и ручки для сосудов
Из царских черепов и из пастушьих ног.
49
Пускай ты прожил жизнь без тяжких мук, — что дальше?
Пускай твой жизненный замкнулся круг, — что дальше?
Пускай, блаженствуя, ты проживешь сто лет
И сотню лет еще, — скажи, мой друг, что дальше?
50
Рожает лань детей, и львица дремлет там,
Где древле бражничал в кругу друзей Бахрам,
Великий Ловчий, смерть степному зверю несший,
Он ныне мирно спит, захвачен смертью сам.
51
Хоть сотню проживи, хоть десять сотен лет,
Придется все-таки покинуть этот свет.
Будь падишахом ты иль нищим на базаре —
Цена тебе одна: для смерти сана нет.
52
Ты видел мир, но все, что ты видал, — ничто.
Все то, что говорил ты и слыхал, — ничто.
Итог один, весь век ты просидел ли дома,
Иль из конца в конец мир исшагал, — ничто.
53
С тех пор, как взнуздан был скакун небес, а там,
Вверху, огни Плеяд зарделись по ночам,
Все, все предрешено в судилище предвечном,
И ничего в вину нельзя поставить нам.
54
От стрел, что мечет смерть, нам не найти щита:
И с нищим и с царем она равно крута.
3
Джамшид (Джам, Джемшид) — имя легендарного древнеиранского царя, обладавшего чашей, на дне которой отражались события, происходящие в мире. В поэзии — символ величия и власти. «Чаша Джамшида» — символ мудрости.
4
Бахрам Гур — сасанидский царь (420–438), прославленный охотник за онаграми (степными ослами), герой множества легенд, героических и романтических рассказов.
5
Джемхур (Джамхур) — прозвище мудреца Бузурджмихра, везира сасанидского царя Ануширвана (531–578).