Но лекция так и осталась им не описанной. В воспоминаниях Веры Фигнер («Запечатленный труд», т. 2) говорится об этой лекции, причем указывается, что она была прочитана на квартире Рубакина в Кларане. Это было неточно, так как она состоялась в одном из отелей Монтре.
Почти с самого же начала первой мировой войны в Монтре и прилегающих к нему городках и районах был организован «Русский клуб», в создании которого принимали деятельное участие Н. А. Рубакин и русские политэмигранты, жившие в этом районе. Дело в том, что с начала войны Швейцария оказалась отрезанной от России. А в ней находилось очень много туристов из России, отнюдь не политэмигрантов, приезжавших сюда на лето и здесь застрявших, так как в Россию пути были отрезаны. Вот они-то и вошли в этот «Русский клуб», в который вошли также и политэмигранты. По инициативе Рубакина Клубом для чтения лекции был приглашен Владимир Ильич Ленин, хотя многие русские неэмигранты, настроенные реакционно, слыхавшие о Ленине и знавшие, что он против этой войны, и не хотели его приглашать. Тем не менее лекция Ленина состоялась. Ленин говорил о причинах войны, разъяснял ее империалистический характер, но говорил очень сдержанно и осторожно. Дело в том, что швейцарские власти, боявшиеся и Германии и Антанты, зорко следили за всеми политическими выступлениями в Швейцарии из страха, что их обвинят в сочувствии к немцам или к Антанте. Иностранцев, агитировавших против войны, из Швейцарии высылали или даже сажали в тюрьму.
Неудивительно, что лекция Ленина, несмотря на ее сдержанную форму, не понравилась туристам из России. Да и Ленин был недоволен своей лекцией и публикой, на ней присутствовавшей.
В конце 1917 года Рубакин написал первые биографии Ленина и Крупской на немецком языке для немецких журналов. Они были изданы затем на том же языке отдельными брошюрами. Тогда же Рубакин написал и издал в женевском издательстве на французском языке брошюру «Что такое Русская Революция?» («Qu'est ce que la Revolution Russe?»). Он разъяснял причины революции, ее характер и ее цели и достижения. Это был яркий ответ на ту злобную и реакционную кампанию зарубежной печати, которая обрушилась на русскую революцию и ее деятельность с самого начала.
В 1909 году Рубакин заявил о своем выходе из партии эсеров. Толчком для этого послужило разоблачение Азефа29.
Уже в 1901 году у отца возникли сомнения насчет главы «боевой организации» эсеров Евно Азефа. Об этом деле стоит рассказать, так как оно характерно для тех нравов, которые царили в архиподпольной организации партии социалистов-революционеров.
Никому из эсеров и в голову не приходила мысль о предательстве Азефа — он считался верхом партийной совести и революционности. Подозрения у отца появились, когда как-то Азеф зашел к нему в его отсутствие. Вернувшись, Рубакин увидел, что лежавшие на его столе письма были переворошены и лежали в другом порядке, чем раньше. В 1903 году Рубакин вместе с С. Г. Соколовым, видным деятелем эсеровской партии, организовал наблюдение за Азефом, которое не дало никаких результатов. Но до департамента полиции дошли сведения о подозрениях Рубакина относительно Азефа, и в секретном докладе30 этого департамента сказано, что «по совершенно непонятным для него данным впервые догадался о провокаторстве Азефа писатель Николай Рубакин». Эта история с подозрениями на Азефа сильно охладила отношения Рубакина с эсерами, и то, что стремились обелить этого провокатора, вовсе не убедило Рубакина в их правоте.
Обличение Азефа началось с того, что студенту-медику Крестьянинову, который вел пропаганду на фабриках Шлиссельбургского тракта, один рабочий обещал открыть важного шпиона, пробравшегося в очень влиятельные революционные круги. Крестьянинов сказал об этом моей матери, она — Николаю Александровичу. Рабочий указал квартиру, в которой в определенные дни собирались сыщики. За квартирой стали следить, увидели выходившего оттуда человека, похожего на Азефа, но достоверно узнать ничего не удалось. Однако Рубакин рассказал о своих подозрениях кое-кому из эсеров. Никто не хотел верить ему, но он продолжал расследование.
Почти одновременно с Рубакиным появились подозрения и у В. Л. Бурцева31, установившего связи с бывшим чиновником департамента полиции Бакаем, сообщившим ему много важных сведений о провокаторах. В частности, Бакай назвал крупнейшего провокатора из эсеров — Раскина. В 1909 году Рубакин и Бурцев сумели установить тождественность личности Азефа и Раскина.
31
Бурцев Владимир Львович (1862–1936) — либерально-буржуазный издатель, был близок к эсерам, затем к кадетам, после Октябрьской революции ярый враг Советской власти. В начале 900-х годов занимался разоблачением департамента полиции и провокаторов.