В своем приветствии И.Д.Сытину Рубакин писал: «Вы создали из ничего настолько грандиозное дело, какое еще чуть ли не вчера казалось совершенно невероятным на Руси по своей постановке, по своим корням, да и по размаху... Счастлив бесконечно тот, кто, выйдя из наиболее обездоленной среды, для нее-то больше всего и плодотворно отработал на своем веку, и русское крестьянство не может не сказать о русском крестьянине, костромском самоучке И.Д.Сытине: „Это он, крестьянин, больше других и лучше других и снабдил нас не только хорошими, но и подходящими книгами“. И пусть-ка кто-нибудь теперь попробует выскребет из всех этажей народной толщи то хорошее, что внесли туда сытинские издания».
Книжки Рубакина читались с увлечением крестьянами и рабочими прежде всего, но и интеллигентами, гимназистами и студентами. Они брались нарасхват. Недаром писал о них К.И.Чуковский Рубакину в 1911 году:
«Еще мальчишкой (помню), как я собирал копейку за копейкой – складывал, чтобы купить Рубакина „Рассказы о делах в царстве животных“, „Чудо на море“, а позднее в „Новом слове“, в „Северном вестнике“ – я строчки Вашей не пропускал. Приходил в библиотеку, брал старые журналы – и сейчас даже шрифт помню, каким были напечатаны Ваши „Взыскующие града“. Какой Вы счастливый человек: Вы поняли, что нужны людям, и Вы делаете именно то, что нужно, несомненное дело. Каждая Ваша книга несомненное дело. Каждая Ваша книга насущно нужна – это не суфле, не шоколадный крем, это хлеб. И сколько Вы уже сделали, сколько написали, сколько научили! И никуда не свернули в сторону: Вы беллетрист, но ни разу не написали повести „просто так, ни для чего“. Вы ученый, но и здесь не ушли в отвлеченности. Я был удивлен, когда увидел Ваш портрет: мне до того казалось, что Вы старый старик. И как понадобятся всем Ваши книги, когда в России заведут всеобщее обучение!»
Известный в свое время детский писатель А.А.Усов, работавший с Рубакиным в Музее подвижных пособий, в письме от 3 июня 1928 года, называя Рубакина своим «духовным учителем», пишет ему: «Наверное, Вы не представляете, как обязан я Вам и Вашему бодрому миросозерцанию. Для меня Вы, как и для многих, живой университет, и в этом громадная, еще не оцененная заслуга Ваша в деле народного образования».
В одном своем письме писатель А.С.Новиков-Прибой писал Рубакину: «На Ваших научно-популярных книгах я, как самоучка, воспитывался. Они заменяли для меня школу. А потом, продолжая умственно развиваться, я руководствовался Вашими указателями – что читать и как читать. Они были для меня профессорскою головой».
Писатель А.Я.Аросев, бывший в 1925 – 1926 годах секретарем посольства СССР в Париже, писал (письмо от 31 июля 1930 г.):
«Мое поколение знает Вас по литературе едва ли не с самого детства. Ваши популяризаторские работы представляли и рекомендовали нам людей и природу. И несомненно – Ваши работы являлись введением в жизнь для многих поколений. И до сих пор, в особенности среди людей, идущих к знанию непосредственно из среды народной, можно встретить Ваши книги».
Почти все поколения молодых активных борцов революции учились по книжкам Рубакина, искали его советов, переписывались с ним. Неудивительно, что после победы Октября новосозданные органы Советской власти стали переиздавать книги Рубакина массовыми тиражами: так велика была потребность масс в приобретении знаний. «Народ не ждет, когда ему дадут грамотность, – писал Рубакин в книге „Этюды о русской читающей публике“, вышедшей в 1895 году. – Он сам берет ее».
Рубакин всегда говорил, что не только он сам учит своих читателей, но и учится у них. Изучая их речь, их язык, их круг понятий, Рубакин выработал свой, необыкновенно простой и ясный язык, с многочисленными повторениями и вопросами. Некоторым он казался однообразным, бедным. Однако на деле огромная сила популяризации в произведениях Рубакина заключалась в том, что самые сложные вопросы науки в его изложении оказывались доступными пониманию даже совсем малограмотного человека.
Рубакин говорил: «Чтобы человек тебя понял, надо изъясняться немногословно, а возможно меньшим числом слов и обязательно понятными. Вот, например, слово „тело“. Для физика и вообще для образованного человека – это может быть всякий твердый предмет. Но для малограмотного крестьянина или рабочего „тело“ – это только человеческое тело. И из этого надо исходить, а не мудрить. Непонятны могут быть не только иностранные слова, но и русские».
Писание популярных книжек Рубакина шло всегда одновременно с писанием его исследовательских и научных работ о читательстве. На всех этапах его жизни мы находим и те и другие. Даже в последние годы своей жизни, уходя все больше и больше в разработку вопросов библиопсихологии, Рубакин и писал научно-популярные книжки, и редактировал их.
На создание народной научно-популярной литературы Рубакин смотрел совершенно по-новому, хотя, быть может, в начале его деятельности он не совсем ясно отдавал себе отчет в ее направлении. Он рассматривал всю свою деятельность не как деятельность «малых дел», которая проповедовалась тогда либеральной русской интеллигенцией и противопоставлялась революционной деятельности. Как он сам пишет, «с 1882 года он работает всеми доступными ему способами в целях создания сознательных кадров революции». Он считает, что «всякий революционный деятель непременно должен научиться убеждать, а это возможно сделать, лишь опираясь не на словесность, а на реальность». Вместе с тем он бичует и высмеивает интеллигентов, которые легко меняют свои взгляды и от революционных слов в молодости переходят к либеральной болтовне, получив хорошие места. Характерны в этом отношении такие его рассказы, как «Размагниченный интеллигент», который вызвал такую симпатию у А.Горького, «Ах, Эльбрус», «Взыскующие града», «Искорки» и т.д.
Деревню он знал очень мало. Даже в своих путешествиях с целью собирания материала о жизни народа он очень мало заглядывал в деревню. Но его, например, привлекло к себе положение шахтеров в Донбассе, и он посвятил ему особый яркий рассказ «Среди шахтеров», который даже в 1960 году был переиздан отдельной книжкой на Украине. Рассказ «Книгоноша» тоже, по существу, не является рассказом о крестьянской жизни. Но через его героя, «книгоношу», «офеню», как их тогда называли, вскрывается тяга крестьян к знанию и прежде всего к пониманию причин своего угнетенного положения.
Надо заметить, что Рубакин начал писать в годы тяжелейшей реакции и ему приходилось всячески замаскировывать направление своих произведений, писать их «эзоповским» языком, который, впрочем, людям того поколения был вполне понятен. В своей легальной деятельности Рубакин рассматривал «культурническую» работу как такую, которая дает практическую возможность революционно настроенным элементам русской интеллигенции завоевывать и занимать позиции «около народа», т.е. трудящейся массы, и иметь близкое общение с нею, чтобы ее революционизировать, вооружать необходимейшими для этого знаниями, ни в школе, ни в библиотеке не допускаемыми правительством, усиливая критическое и отрицательное отношение к социально-политическому строю, возбуждая к нему определенно враждебное отношение, а главное, создавая и организуя в трудящихся классах и прежде всего в фабрично-заводском пролетариате свою собственную народную интеллигенцию, не только вышедшую из народа, но в народной же среде и остающуюся и работающую там, не переходя на сторону «чистой публики», т.е. буржуазии». Кратко свою точку зрения Рубакин формулировал так: «Культурная работа – средство. Революция – цель».
Уже одно перечисление работ Рубакина показывает их направленность и иллюстрирует вышеизложенные принципы: «Под гнетом времени» (борьба с церковью, 1888), «Опыт программы исследования литературы для народа» (1889), «Об интеллигенции из народа», доклад в Комитете грамотности «К характеристике читателя и писателя из народа» (1893), «Этюды о русской читающей публике», «Чистая публика и интеллигенция из народа», «Среди борцов» (1907) и т.д.