Бумагу вернули быстро, сопровождая почтительным:
— Доброго здравия, баронесса! Необходимо ли сопровождение полиции?
— Не нужно, благодарю, — ответила Марго, пряча бумагу обратно в ридикюль.
Звук удаляющихся шагов и цокот копыт потонул в новом перезвоне Пуммерина.
Госпиталь произвел на Марго удручающее впечатление: некогда выстроенный с нуля, за столь короткий срок он пришел в упадок — окна нижних этажей выбиты и наглухо заколочены фанерой, порог разбит, в коридорах запустение и невыносимый надсадный гул из сливающихся криков, стонов, кашля, завывающего ветра и лязга инструментов.
Марго остановилась на пороге, прижав ладони к груди.
Что же случилось здесь? Почему?
Выбежавшая навстречу с уткой в руках сестра милосердия подняла на вошедшую удивленный взгляд.
— Доктор Уэнрайт, — вытолкнула Марго. — Он работал здесь. Мне нужно…
Сестра испарилась так же скоро, как и появилась. Но вместо нее в коридор поспешно выскочил мужчина в медицинской шапочке и в потрепанном халате.
— Мое почтение, фрау, — кланялся он поспешно и несколько дергано, не переставая обтирать одну ладонь о другую, и до Марго донесся стойкий запах спирта. — Простите, что в таком виде… Госпиталь переполнен. Я доктор Кауц. Чем обязан?
— Доктор Натаниэль Уэнрайт, — повторила Марго. — Он мой друг и… коллега. Мы работали когда-то в этом госпитале.
— Сожалею, — быстро и действительно с сожалением ответил Кауц. — Доктора Уэнрайта здесь нет. Разве вы не слышали?
— О чем? — осведомилась Марго, и ее голос сел.
— О его аресте.
Марго не ответила и опустила дрожащие руки.
Конечно, она помнила, как полиция вломилась в ее дом, не дав попрощаться с братом. Помнила, как уводили ютландца. Помнила его жуткий кашель с частичками крови, но все-таки…
Все-таки она надеялась. Неужто напрасно?
— Да, герр Уэнрайт, — тем временем, продолжал Кауц. — Светила науки! Прекрасный был человек! Был до последнего с нами, пытался найти лекарство, и что же? Заразился сам. А потом и вовсе был обвинен в алхимии…
— И где он теперь?
— Кто знает. С Рождества никто не слышал о нем. Может, умер от чахотки. Может, замучен на допросе…
Он осекся, искоса глянув на Марго, будто сказал что-то лишнее. И Марго понимала, что он действительно сказал лишнее, но поспешила возразить:
— Не бойтесь, я друг вам! Я знаю, доктор Уэнрайт был близок к открытию! Я хотела бы поддержать его изыскания. Может быть, вам тоже что-то нужно?
— Фрау! — с придыханием воскликнул Кауц, простер руки, но, точно опомнившись, прижал их к груди. — Мы были бы безмерно рады! Госпиталь переполнен! Персонал не справляется! Финансирование прикрыто! А с тех пор, как его преосвященство приказало изъять из оборота необходимые медикаменты…
У Марго пересохло в горле.
Конечно, Дьюла! Вот, кто стоит за упадком госпиталя.
— Крепитесь! — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. — Я сделаю все, что в моих силах. Уверена, что и его высочество, Спаситель, не оставит вас!
По лицу Кауца скользнула кривая усмешка, и он качнул головой.
— Спаситель, фрау? — повторил он и, энергично обведя руками вокруг себя, горько добавил: — Разве вы не видите? Он уже нас оставил.
Авьенские улицы. Затем Вайсескройц. За несколько дней до Пасхи.
За несколько дней до Пасхи Генриха встретили на восточном вокзале несколько людей, одетых в штатское. Его возвращение держалось в секрете, и сам он — в походном сюртуке, в котелке, надвинутым на самые глаза, с лихо закрученными подчерненными усами, — без лишних помпезностей и приветствий поспешно сел в поданный экипаж.
— С возвращением, ваше высочество, — тихо поприветствовал его герр Шульц.
— Вы получили мою телеграмму? — без обиняков сразу же осведомился Генрих.
— Так точно, ваше высочество. Более того: я не удивлен и говорил вам, что в Туруле так же замечены национал-социалисты. Вам следовало быть осторожнее.
Генрих молчал, угрюмо поглаживая стилет Марго — вещь, с которой он не расставался ни на минуту.
Конечно, герр Шульц прав: будь Генрих хотя б немного более осторожен, не пострадал бы Андраш.
Адъютанту было велено оставаться в госпитале до полного выздоровления. И, хотя Андраш не смел перечить распоряжению кронпринца, весь вид говорил, что он с этим не согласен.
Покушение послужило и толчком для Турульского парламента: утром следующего дня единогласно было вынесено решение принять поддержку Авьена как в отношении медицинской помощи, так и в отношении военной. Граф Медши выглядел взволнованным, что никогда ранее не наблюдалось за ним, и Генрих понимал, что это было вызвано опасением перед возможностью обвинения в государственной измене.