В стороне раздавалась беспорядочная пальба.
И там — в ядовитом дыму и вспышках от выстрелов, облаченный в пламя и кровь, и не боясь ни выстрелов, ни крови, во мраке распахнутых кафедральных врат, а, может, это только почудилось Марго, — появился епископ Дьюла.
Она зажмурилась, перестав дышать.
В ушах сквозь обложившую голову вату колотился пульс.
Марго не вынесет этой встречи. Как бы она ни храбрилась — она не выдержит встречи с епископом лицом к лицу. Его движения насекомого и тяжелый мерцающий взгляд вызывали в теле безотчетную дрожь. Марго — лишь мотылек, запутавшийся в собственной жизни как в паутине. И уж точно не желала встречи с пауком.
Тихонько выдохнув, Марго расслабила плечи. Сдернув бесполезную шляпу, заглянула за угол — никого.
С баррикад отстреливались оставшиеся там мятежники. Гвардейцы штурмовали их с тыла. Но основная толпа потянулась к Ротбургу. Есть ли среди них черт в сутане?
Облизав пересохшие губы, Марго проверила револьвер — два заряда. Достаточно, чтобы постоять за себя.
Поднявшись на дрожащие ноги, Марго зашагала к дворцу.
День близился к закату. Небо пламенело.
На площади перед Ротбургом выстрелы раздавались с трех сторон.
— Сдавайтесь! Правительство низложено! Присягните на верность новому канцлеру! — хрипел усиленный рупором голос главаря.
Марго не видела его: только черные шинели, только грязно-белые повязки с крестами. Она не видела Уэнрайта: с ними ли доктор? Жив ли? Зато видела патрульных полицейских, пришедших на подмогу, и видела пушки у запертых ворот — за ними белели неприступные стены Ротбурга. Верхние окна истекали холодным золотом. Там ли Генрих? Видит ли он, что происходит под его окнами? А если видит — почему медлит?
— Назад! — предупреждающе раздавалось со стороны императорской гвардии.
— Гражданам Авьена приказываем бросить оружие и разойтись!
— Смерть мятежникам! — орали горожане, возбужденные боем и вовсе не собирающиеся расходиться. — Вива Спасителю! Авьен будет стоять вечно!
И никто не понял, кто начал стрелять первым.
Орудия загрохотали наперебой.
Марго прянула назад. Ее оттолкнули прущие сзади мужчины. Люди кричали. Пули с визгом ввинчивались в кирпичную кладку и булыжники мостовой. Марго зажала ладонями уши, чтобы не слышать этого грохота, этих криков и влажных хлопков, с которыми из ран начинала хлестать кровь.
Два потока — пестрый добровольцев и черный мятежников, — втекли один в другой, вспучились гневом и схлестнулись в схватке.
Полетели камни. Со свистом рассекали воздух доски и топоры. Влажно хрустели изуродованные суставы. Яростные крики слились с криками агонии, а голосов гвардейцев и вовсе не было слышно.
Ошеломленным взглядом Марго шарила по толпе — взмыленной, ревущей, пьяной от крови. Это, верно, vivum fluidum проснулся в их жилах. Это он, он толкал на безумие! Это — гниль в легких чахоточных больных. Это — черные шинели анархистов. Это рука, вращающая механизм, что заводит пустые сердца и распределяет человеческие судьбы.
Где же ты, Спаситель?! Ты ведь хотел остановить механизм! Ты ведь обещал! И я — думала Марго, — пришла помочь сдержать обещание.
Дважды грянули залпы.
Над площадью взметнулась и повисла черная простыня.
Марго закашлялась, царапая горло ногтями.
Кашляли в дыму отрезвевшие люди.
— Остановитесь! Будьте благоразумны! — надрывались гвардейские офицеры.
Навершие ворот — Холь-птица с распростертыми крылами, — сияло над пеплом и дымом. Вот — пришло время жатвы.
Марго оттерла слезящиеся глаза.
Несколько десятков трупов усеивали мостовую. Камни почернели от крови и копоти. И еще живые бунтовщики, распластавшись по земле, ворочались под возобновившимся градом пуль.
Показалось — в пелене метнулась алая сутана.
А там — правда или нет? — в тени шевельнулась знакомая фигура в полицейском мундире.
Марго подобралась, вмиг вспомнив о револьвере, и выставила дрожащее дуло.
— Стойте! Прекратите смертоубийство! Прекратить огонь!
Орудия умолкли будто по команде.
Марго обернулась на голос и обомлела.
Он всегда был здесь: не прятался в кабинетах Ротбурга, не красовался в парадном костюме с балкона — Генрих шел через толпу. В расстегнутой солдатской шинели, с брызгами крови на выпущенной рубахе, с голыми руками, обезображенными шрамами и сочащимися искрами как сукровицей.
— Это говорю вам я! — продолжал он. — Я! Я! Спаситель Священной империи! — Генрих оглядывал каждого, словно из каждого вытаскивал душу, и Марго видела, как в смятении опускают лица собравшиеся люди. — Черная хворь vivum fluidum говорит в вас! Не замечая того, вы приблизили момент ее пробуждения! Но пролитая кровь ничего не изменит! Это я несу божественный огонь! Я рожден, чтобы спасти вас! Я нашел эликсир жизни! Потому слушайте меня…