Иногда в его тоне прорываются более резкие ноты. Рубенс рассуждает о затруднительном положении европейских монархов: «Они уже и так в долгу как в шелку и исчерпали все свои ресурсы, но этого мало — им очень трудно изыскивать новые способы изворачиваться впредь и хотя бы с грехом пополам поддерживать свой кредит». Что до «прекрасных речей, на которые не скупится наш двор», то они «предназначаются не для нас с Вами, а для народа». Но и это еще не все: «В довершение всего монархи очень плохо управляют своей казной, и дела их настолько расстроены, что было бы весьма затруднительно привести их в порядок». И в заключение: «Я бы, со своей стороны, желал, чтобы воцарился всеобщий мир и чтобы мы жили в веке золотом, а не в железном».
Иногда, хотя значительно реже, Рубенс слегка приоткрывает свои истинные чувства: «Если бы испанская спесь могла внять доводам рассудка, без сомнения, нашлись бы способы замирить Европу, потому что в ней повсюду чувствуется горячее стремление к миру». Наконец, этот человек, ведущий переговоры от имени Испании, но, как видно, измученный затянувшимся ожиданием, восклицает: «Все здесь устали, и не столько от самой войны, сколько от постоянных затруднений, вызванных тем, что Испания не дает необходимых денежных средств, от страшной нищеты, в которой все время находится страна, и от тех унижений, которые мы вынуждены терпеть из-за злобы и невежества министров или оттого, что не в их власти действовать по-другому»[201].
Но у Рубенса есть работа — в ней он черпает утешение от разочарований на дипломатическом поприще. Эрцгерцогиня заказала ему пятнадцать картонов, предназначавшихся для монастыря босоногих кармелиток в Мадриде. Тема «Триумф евхаристии» позволила Рубенсу вдоволь насладиться игрой символами и аллегориями. Композиции его темпераментны, динамичны и совершенно непонятны для непосвященных.
Начал он и серию эскизов для галереи Генриха IV. Они великолепны: «Битва при Иври», «Взятие Парижа», «Вступление Генриха IV в Париж», «Генрих IV принимает скипетр от своего народа», «Генрих IV и Мария Медичи». Всего их должно быть двадцать четыре. Жизнь Генриха IV — это цепь героических эпизодов. Для темперамента Рубенса нет ничего лучше. Рубенс закончил портрет Спинолы, который, к его большому сожалению, уезжает в Испанию — с этим гибким генуэзцем всегда легче было столковаться, чем с чопорными испанцами, окружающими инфанту. Кроме того, у Рубенса есть книги и друзья: Балтазар Моретус, Николас Рококс, ван дер Гест, Гевартиус [202].
Гевартиус на редкость интересный человек. Он учился в Лувене в знаменитом Коллеже трех языков и подолгу жил в Голландии и Франции. Теперь он исполняет в Антверпене обязанности секретаря городского суда. Крупный чиновник уживается в нем с филологом (осуществленное Гевартиусом издание Стация снискало ему уважение ученых кругов) и латинским поэтом. Во время своего пребывания в Париже он подружился с Пейреском — именно через него знаменитый гуманист и вступил в переписку с Рубенсом. Рубенсовский портрет Гевартиуса — великолепное произведение, отмеченное изысканным аристократизмом. Вопреки обыкновению, Рубенс не стал прибегать в нем к каким-либо декоративным аксессуарам. Все внимание художника сосредоточено на тонком лице ученого — взгляд приковывают не белые брыжжи, а белизна кожи и в особенности живые и умные глаза модели. Не многие работы Рубенса написаны столь вдохновенно. Возможно, что ему не часто приходилось писать столь привлекательную модель. Возможно также, что немалую роль сыграла здесь и искренняя дружба, которая связывала его с Гевартиусом, — художник называл этого человека «своим лучшим другом и другом муз» и именно его избрал наставником своего сына Альберта.
Рубенс продолжает переписываться с Пьером Дюпюи. Друзья обсуждают политические события и прочитанные книги. Занимает их и осада Ла-Рошели. Когда, проездом через Францию, Спинола получил аудиенцию у Людовика XIII, Рубенс не выдерживает — забыв свой непринужденный тон, он восклицает: «В самом деле, поневоле задумаешься над непостоянством всего земного, когда видишь, как Спинола, руководивший осадой Бреды, Спинола, над которым французский и английский короли любой ценой желали одержать победу, в весьма сходных обстоятельствах наносит визит французскому королю и принят в этом лагере как друг и советчик против взбунтовавшихся подданных короля и против короля Англии, ставшего его врагом»[203].
201
Эта и вышеприведенные цитаты из письма к Дюпюи, написано в Антверпене 22 апреля 1627 г.
202