Анатолий Аграновский
РУБЕЖ НАДЕЖНОСТИ
(статьи)
От автора
Здесь собраны статьи, которые печатались в «Известиях» на протяжении десяти лет — с 1960 по 1970 год.
«Газета» сохранена в книге.
Статьи писались на злобу дня. Автор ставил перед собой практические задачи. Он не придумывал сюжеты, не сочинял людские судьбы. Все, о чем прочитаете вы, было в действительности, имело, как говорится, место.
Десять лет — большой срок. Стройки, начало которых наблюдал автор, благополучно завершены. Герои, в ту пору безвестные, получили награды, школьники стали учеными, молодые ученые вышли в профессора. И конфликты, гнавшие автора в поездки по стране, во многом преодолены. В свое время «Известия» сообщали об этом в коротких заметках о принятых мерах. Скажем, тонущий лес («Инициатива сбоку») разрешено было вывозить колхозам Кубани, Украины, Крыма, безлесных районов Средней Азии. Скажем, врачу-новатору («Открытие доктора Федорова») были созданы все условия для работы, а подготовка техников («Сержанты индустрии») ведется сейчас с бо́льшим размахом.
Жизнь идет вперед, конфликты находят свое решение, возникают новые проблемы, вырастают новые герои — все правильно. Но борьба за деловитость — не кампания. Помнить о былых заслугах, как и о былых просчетах людей, — нужно. И по этой причине автор решается предложить вниманию читателей эти свидетельства о времени — три десятка газетных статей.
Баллада о деревне Иваньково
ГДЕ ОНА, деревня Иваньково? Четверть века назад скрылась под волнами Московского моря. Ушла на дно. Иваньковцев переселили в густой-прегустой бор. Тогда много писали о них, потом, как водится, забыли. А что они нынче? Я разыскал деревню. Пожалуй что, вовремя разыскал. Еще полгода, год — и следов не найдешь ее… Слушайте.
Сколько веков деревне — никто не знает. Известно лишь, что она исстари связана с Кимрами. Иваньковцы — кимряки, а значит, сапожники: еще суворовских гренадеров обували они. Деревня, говорят старики, стояла крутоберёго, у самой Волги. Избы жались одна к одной, стояли впритык. Почему? Мало было земли, да и какая земля — болота, песок. Вот и приходилось, по выражению Салтыкова-Щедрина, «сапогом промышлять».
Край Пошехонской старины. Самое что ни на есть Пошехонье! Задумывались ли вы над тем, где оно есть и что с ним сталось?.. Был здесь городок Корчева (Иваньково в Корчевском уезде). По Щедрину, это символ всей дикости российской: «Какое может осуществиться в Корчеве предприятие? Что в Корчеве родится? Морковь? — так и та потому только уродилась, что сеяли свеклу, а посеяли бы морковь — наверняка уродился бы хрен… Такая уж здесь сторона». А ведь лежит эта сторона между Москвой, Дмитровом, Угличем, Рыбинском. Вспомните: Иваньковская ГЭС, Угличская, Рыбинское водохранилище. Канал имени Москвы, атомная электростанция, синхрофазотрон. «Пошехонье»!
Что еще сказать о старом Иванькове? Все тут было, как в прочих местах. Князь Вяземский проиграл деревню в карты — избы, скотину, мужиков, баб, детей. После продавали их, дарили, лишали земли. И они жили, старились, умирали, время мерили от николы до покрова, и день был похож на день, и века не особо разнились. Как заметил некий праведник, в спящем, на дно ушедшем граде Китеже: «Время кончилось. Вечный миг настал».
Снова М. Е. Салтыков-Щедрин:
«С недоумением спрашиваешь себя: как могли жить люди, не имея ни в настоящем, ни в будущем иных воспоминаний и перспектив, кроме мучительного бесправия, бесконечных терзаний поруганного и ниоткуда не защищенного существования? — и, к удивлению, отвечаешь жили, однако же!»
ВЕЧЕРОМ мы отправились с бабкой Маврой в путь-дорогу. Ей понадобилось проведать куму, кума жила на улице Курчатова. А сама бабка — на улице Вавилова. Для нее конец не близкий. Я попросился в попутчики. Дорогой мы о многом успели поговорить.
— Я что ни живу, удивляюсь. Восемьдесят один год — все удивляюсь… Больницу новую видел? Внутри такая красота! Нет, я что поха́ю, а что и похвалю… Меня врачи проверяли для жизни. Сказали: «Ничего, живи». Нога вот, ревматизм, — где согреть? Зять сладил скамью у батареи. А все не русская печь… Пожила бы еще — год, два. За два-то годка!..
У Мавры Кузьминичны Семеновой семеро детей, двадцать два внука, девять правнуков. Маленькая, сухонькая, идет мелкими шажками, клонится к земле. А полна интереса к жизни, и память у нее отменная. Вот только говорить на ходу ей трудно, паузы прерывают мысль.