Стало быть, разговоры о «жадности до премий» основаны на очень старых предрассудках и на очень слабом знании предмета. Скажу прямее: разговоры эти обывательские.
ЗАБОТА у нас такая, забота у нас большая: каждый нормальный человек думает о благе страны. Хочет, чтоб она была богаче, болеет ее бедами, а случись что, встанет на защиту ее. Может, не всякий день мы говорим об этом, но это так. Проверено. И каждый человек думает о своем благе, о своих близких, чтобы они жили лучше, — это тоже норма. Но далеко не всегда и не везде умеем мы высокую заботу — о Родине и малую — «о себе любимом» связать с заботой о заводе, о колхозе, о стройке.
В Луганске сумели найти эту «золотую середину», и если говорить об этической основе успехов завода, то она именно здесь. Речь идет не только о сочетании моральных и материальных стимулов, это разумеется само собой; стена, которой иные хотят их разделить, — китайская. Речь идет о сочетании стимулов личных и коллективных. Не «я» больше сделаю — я больше получу, а «мы» больше сделаем — мы все больше получим.
Различие принципиальное.
Проще и яснее всех выразили эту мысль два пожилых автоклавщика: Василий Алексеевич Раков и Федор Андреевич Дукин. Говорили мы о жилье. Когда завод построил первый дом, сказали они, то распределяли, грех жаловаться, гласно. Теперь второй затеяли на 129 квартир, совсем будет хорошо. Вот только место предлагают со сносом и магазины в первый этаж — не надо бы давать согласие. И тут я услышал нижеследующие замечательные слова:
— Мы свои деньги убьем, а квартир не получим.
Своими они назвали казенные деньги.
Зарплата выросла, по сравнению с другими заводами, несильно: за три года — на 14,3 процента. Но общественные фонды увеличились существенно. Прежде всего на свои деньги они могут развивать производство, внедрять новшества — работа стала интереснее, люди узнали себе настоящую цену. На свои деньги они строят жилье: первый дом (я проверял) наполовину исчерпал список очередников, второй вовсе закроет список. На свои деньги они строят большой детский сад (к сожалению, долго строят), оборудовали медпункт, зубоврачебный кабинет, питание ночной смены сделали в столовой бесплатным, завели турбазу на Северном Донце, хотят строить спортзал… Вы понимаете, по законам нашей жизни все и так должно делаться — и детсад, и жилье, и турбазы. Но тут все блага привязаны к итогам труда каждого в отдельности и всех вместе.
И, ах, как было бы прекрасно, кабы повсюду так! Вот мысль, неизбежно приходящая на передовом заводе. Но я умеряю свои порывы, я не хочу взбираться на самый верх высоких стремлений, потому что успел понять: быстро это не сделается. И если мы хотим, чтобы такой завод не остался всего лишь отклонением от среднего, флюктуацией, как говорят ученые, то надо и дальше совершенствовать систему хозяйствования. Потому что успехов его, как ни заметны они, нам мало. Потому что в конечном счете все решит повышение среднего уровня.
Передовик, если он честно заслужил свое место, если не пользовался особыми условиями, если работал, как все, а достиг бо́льшего, то самим фактом своего существования он делает невозможной, обидной, если хотите, безнравственной иную работу. Что ни говорите, а мы с вами убедились: можно! Можно так работать, доказано уже, что можно, зачем же хуже? Можно, и все тут.
1969 год.
Техника без опасности
ЛУЧШИЙ и пока единственный способ продлить жизнь — это не укорачивать ее. Моя тема: техника безопасности. Шире: проблема охраны труда. Мы рассмотрим ее на примере сельского хозяйства. Почему? Труд крестьянина — самый здоровый труд; лучше всех знают об этом горожане. Но вот цифра: в 1968 году уровень травматизма в деревне был у нас в 1,3 раза выше, чем в среднем по народному хозяйству страны.
Оборотная сторона прогресса: нынешний пахарь не слышит пения птиц. Ни один трактор не снабжен глушителем, шум в кабине чрезмерен, на тракторе Т-40 он находится, по вежливому определению врачей, «у порога болевых ощущений». Выше допустимой нормы и температура, загазованность, тряска. Мощь техники колоссально возросла, и, стало быть, охрана труда отстала.
Мы сидели недавно с Борисом Павловичем Кашубой, главным конструктором Харьковского тракторного, и считали, что́ нужно, чтобы выполнить все требования врачей. Сколько потребуется «лишнего» металла? Глушитель — 10 килограммов, охладитель — 30, подрессоренное сиденье — 30 и так далее, и получилось, что вес пахотного трактора (сейчас более 6 тонн) пришлось бы увеличить всего на 3 процента. Почему же не делают этого? Бог мой, как просто: без двигателя его не пустишь, без колес или гусениц тоже как-то неловко, а без удобного сиденья авось обойдутся. И обходятся, вот причина в самом коротком и, значит, неглубоком изложении.