— Ждем, Наталья Мироновна! Очень ждем!
Другой встречающий, молодой, слегка располневший, с густыми рыжими бакенбардами, отрекомендовался весьма сдержанно:
— Шугачев Федор Федорович. Лечащий врач.
— Что с больным? — спросила Наталья Мироновна. — Улучшений нет?
— Худо, — откровенно признал Ибрагимов.
— Нет, почему же? — возразил Шугачев. — Высокую температуру мы сбили.
— Да, но состояние больного не улучшилось, — заметил Ибрагимов.
— Обождите, все будет хорошо, но не сразу, — горячо и уверенно пообещал Шугачев.
Наталья Мироновна пристально посмотрела на него, спросила:
— А сколько суток держалась температура?
— Шесть суток, — неуверенно сообщил Шугачев; подумав, повторил: — Точно — шесть.
— Знаете, срок очень подозрительный... А впрочем, не будем гадать, товарищи. Давайте лучше посмотрим больного.
По длинному коридору они втроем прошли в небольшую, густо пропитанную острыми лекарственными запахами палату. Больной, молодой казах, лежал на узкой больничной койке, с запрокинутым кверху бледным отекшим лицом, тяжело и прерывисто дышал, будто ему изо всех сил сдавливали грудь. Возле него хлопотала медицинская сестра.
— Покажите результаты анализов, — попросила Наталья Мироновна. Потом она, помыв руки, долго и внимательно осматривала больного. Выслушала сердце, легкие, спросила, на что он жалуется.
— Голова шибко больно, — с трудом ответил больной, стискивая ладонями то виски, то затылок. — Во рту шибко сухо. Вода пью — опять сухо.
— У него острая респираторная инфекция, — объяснил Шугачев, показав карточку. — Вот здесь все мои назначения.
Наталья Мироновна опять взяла листки с результатами анализов, пристально поглядела в один, другой, повернулась к Шугачеву:
— Понимаете, что получается, Федор Федорович, легкие у больного чистые, бронхи тоже. А вот почки... С почками неладно. У него, по существу, после падения температуры возник почечный синдром. Не кажется вам такая ситуация для гриппозных осложнений весьма странной?
— Чего же тут странного? Я знаю, что в микромире все движется, все изменяется, — попытался возразить Шугачев, явно не желая, чтобы поставленный им диагноз подвергался какому-то сомнению. Заметив это, Наталья Мироновна снова склонилась над больным, стала ласково расспрашивать:
— Это где же вы так тяжело заболели, молодой человек? В степи, наверно, долго были?
— Красный курган ходил, трава косил, — ответил тот, морщась от боли. — На траве спать ложился. Мал-мала простыл, наверно.
— А мышей там много, у Красных курганов?
— Мышь всю ночь пищал, под сам бок лазил.
— Вот они вас и наградили болезнью, серые полевки. Красные курганы в этом отношении места неприятные. — Наталья Мироновна встала и, отойдя от койки больного, тихо сказала главному врачу, что у нее в ошибочности прежнего диагноза сомнений нет. Шугачев опять хотел возразить, но Ибрагимов остановил его:
— Потом, Федор Федорович, потом.
Вернувшись в комнату главного врача, Наталья Мироновна объяснила:
— Так вот, дорогие коллеги, у больного все признаки геморрагической лихорадки. Необходимо сейчас же начать внутримышечные вливания эуфиллина, папаверина, глюкозы и пенициллина. Все прежние назначения необходимо отменить.
— Значит, все мои старания сбить температуру, не допустить воспаления легких — так, ерунда? — спросил Шугачев. — Теперь, конечно, когда самое тяжелое позади, можно, извините, выдумывать всякое. Но я пока не убежден в ваших доводах.
— А вы напрасно нервничаете, — сказала Наталья Мироновна. — Геморрагическую лихорадку в первые дни вообще распознать очень трудно даже специалисту. Она обозначается лишь на шестой день, когда внезапно падает температура и начинаются боли в почках. Это как раз мы и наблюдаем сейчас у больного.
Шугачев нервно постучал пальцами по столу. Потом вдруг вскинул руку, будто на митинге, предложил:
— Тогда давайте день или два подождем отменять прежние назначения. Понаблюдаем.
Наталья Мироновна категорически замотала головой:
— Нельзя этого делать ни в коем случае.
— Почему? Температуры же нет.
— Надо немедленно и усиленно лечить почки. В противном случае больной может очень быстро погибнуть.
Шугачев шумно вздохнул, суматошно хлопнул себя ладонями по бедрам и ушел к окну, как бы подчеркнув, что дальнейший разговор он считает бесполезным.