– Кончай парня обижать, – пробормотал Ашот. – Ну-ка, сынок, пригни голову…
Высунувшись из ямы, Ашот швырнул на склон горы, откуда по ним били снайперы, гранату. Тотчас тяжело повалился, ткнулся лбом в землю.
– Разрешите взять отделение и атаковать «духов»?! – дрожа от волнения и боевого азарта, крикнул Шарыгин. – Я их засек, товарищ лейтенант! Вон, вон за тем камнем чалма мелькает…
Он не договорил, прижался к земле и замер – вокруг него засвистели пули.
– Сержант! – закричал Нестеров. – Бегом к отделению! Занять позиции, вести прицельный огонь по противнику, экономить боеприпасы! Сколько еще можно повторять?! Твоя глупая инициатива никому не нужна!
– Фуй с вами, – вдруг дерзко произнес сержант и исчез.
Вартанян курил с закрытыми глазами и громко сопел.
– Ты чего к Шарыгину прицепился?
– Умничает много, – сквозь зубы ответил Нестеров. – Возомнил себя военным стратегом. А за мат я ему потом зубы выбью.
– А мне показалось, что ты просто…
– Тебе показалось.
– Воблин был прав, – тотчас сменил тему Ашот. – «Духи» будут держать позиции до последнего и не подпустят нас к кишлаку. Это смертники, Саня. Они отступать не будут.
– Пока мы тут ползаем, банда уйдет из кишлака вместе с боеприпасами в горы…
– А что ты предлагаешь?
– Поздно предлагать. Не надо было нам уходить отсюда два дня назад. Теперь мы бьемся головами о мощный бастион.
– Воблин запрашивает авиацию и артиллерию, хочет раздолбать кишлак.
– Естественно, а что еще Воблин может придумать? Херась – и нет проблем… Не знаю, как он потом жить будет с мыслями о том, что прибил кучу детей.
– Да лучше нас с тобой будет жить… Слушай, так ты мне не рассказал, чем вы с Ириной полночи занимались?
– С какой еще Ириной? Не был я ни у какой Ирины. В разведбат к зёме ходил, водку до утра пили. Потому я сегодня злой такой…
– Ага. Считай, что я тебе поверил… Уй, бля, прицельно лупят!
По ложбине эхом прокатилась оглушительная трескотня. Стреляя, на бугор, покрытый серыми клочками снега, быстро бежала группа солдат.
– Шарыгин нас прикрывает, Саня! – крикнул Ашот. – Собирай кости, побежали!
– Я точно прикончу этого дегенерата! – выругался Нестеров. – Он все-таки не послушался меня!
Сплюнув, Нестеров выскочил из ямы и изо всех сил рванул по каменистой ложбине. Вокруг него оглушительно защелкало, словно пастух хлыстом заработал; пули с визгом рикошетили о землю и камни. Лейтенант добежал до спасительного бугра; тяжело дыша, упал на землю. Через минуту рядом повалился Ашот, но сразу же сел и, засучив брючину, стал рассматривать разбитое о камень колено.
– Слышишь? – Нестеров толкнул Вартаняна в плечо и затаил дыхание. Откуда-то из-за сопки, со стороны Звягина, стремительно нарастая, донеслась частая автоматная дробь.
– Дай-ка наушник, – сказал Вартанян Карицкому.
– Товарищ лейтенант! – вдруг раздался тревожный крик сверху, с позиций. – «Духи» идут! В полный рост!
Солдаты рассыпались по всему гребню. Все вокруг загрохотало.
– Минометчик, ёп твою мать! – орал Ашот. – К бою!
– Карицкий! – пытался перекричать грохот боя Нестеров. – Пятерых бойцов ко мне! В сторону кишлака, мелкими перебежками – вперед!
– Саня, офуел! – вопил из-за спины Ашот. – Воблин целеуказания дает, сейчас по кишлаку «Град» начнет работать!
– Выйди через Звягина на штаб полка, Ашот! Дай отбой артиллерии! Скажи, что в кишлаке свои. Будем работать точечно.
– Ай, бля! Легко сказать – выйди! Рацию мне! Где рация, военные?!
– Товарищ лейтенант! – хрипло кричал Карицкий, не в состоянии поднять голову. – Шарыгин к кишлаку пробивается…
Ашот громко говорил в передатчик радиостанции:
– Ноль первый, Ноль первый, я – Барсук. Как слышишь? Прием… Прием! Прием! Куда вы, бездельники, все запропастились? Первый, Первый… Ну вас всех к лешему…
Радиостанция молчала. Вартанян продолжал вызывать Звягина.
– Ноль первый, доложите обстановку, – сквозь помехи прорывался голос Воблина.
Ноль первый, он же командир роты Звягин, молчал.
– Кобра, с Ноль первым нет связи. Молчит давно, – гнусавил в передатчик Вартанян. – Фуярят по нам будь здоров! Прием.
– Нормально доложите обстановку! – раздраженно крикнул Воблин. – В каком квадрате находитесь? Почему оставили Ноль первого без должного прикрытия.
– А я чем должен его прикрыть? Только своей жопой, разве что…
– Вартанян, пойдете под трибунал!
– Да иди ты со своим трибуналом, – ответил Ашот, правда, отключив радиостанцию. – Нашел чем пугать… С меня сейчас «духи» кожу сдерут, а он трибуналом пугает…
К Нестерову подполз Шарыгин:
– Товарищ лейтенант! Звягина с группой у самых стен кишлака зажали! Я могу туда пробиться! Если по ложбине – ни одна пуля не достанет, там тень, камней полно… Я туда с отделением, ящерицей! Выскочим «духам» во фланг… Разрешите…
– Шарыгин, останешься со взводом. Я сам пойду к кишлаку.
– Но, товарищ лейтенант! Я же знаю тропу! У меня получится! Вы собираетесь с «сынами» туда идти?
– Мне с «сынами» спокойнее, чем с тобой!
– За что вы так, товарищ лейтенант?
– Пошел вон!
Нестеров привстал, знаком показал Вартаняну, что уходит с группой на левый фланг, и побежал вдоль позиций.
Они преодолели открытый участок между камней, кинулись по склону ложбины вниз и, не останавливаясь, начали взбираться на сопку.
Ослепительно блеснула желтая вспышка. Нестеров отдернул руку: осколки камня, отлетевшие от удара пули, обожгли острой болью. Он быстро залег, стараясь заметить среди валунов хоть какое-то движение. Солдаты, укрываясь за камнями, переползали с места на место. Рядом с Нестеровым упал Шарыгин. Он наклонил голову к прицельной планке автомата и, не отрывая щеки от приклада, сказал:
– Их больше, чем мы думали. Смотрите, со всех сторон лезут.
Нестеров скрипнул зубами. Сержант его снова не послушался. Надо было как-то отреагировать. Надо было заорать: «Да я тебя, сукин сын, за невыполнение приказа в боевой обстановке в дисбат отправлю!» Но эта угроза, как верно заметил Ашот, сейчас была смешной и вовсе не страшной – в сравнении с войной и смертью, накрывшей разрозненные группы бойцов черным плащом.
«Неужели опять? – протестуя в душе против безумной несправедливости, подумал он. – Опять я с небольшой группой солдат в окружении. И черт знает, чем все это кончится! Только рядом нет девушки в бушлате. Нет этой странной, неземной, нереальной Ирины, убежденной в том, что никакая война не выбьет из человека его суть – желание любить и быть любимым».
– Отходят?! – не то спросил, не то сказал утвердительно Шарыгин и дал длинную очередь по чалмам, мелькающим за камнями.
Нестеров вновь увидел их – людей в серых, пропыленных одеждах. Нет, они не отходили. Как зверьки, душманы перебегали от валуна к валуну, укрываясь за каменными глыбами, растягивались веером влево и вправо. В их полусогнутых фигурах, движениях не было ничего угрожающего; сейчас они казались Нестерову безобидными, игрушечными существами.
Вдруг рядом, у самых стен кишлака, мощно шарахнул взрыв. Казалось, что вспыхнул воздух. На землю, гулко ударяясь, посыпались осколки. Затем в воздухе над головами прошелестело, и вновь вздрогнула земля.
«Артиллерия! – с ужасом подумал Нестеров. – Идиоты! Они все-таки открыли огонь из гаубиц! Сейчас они перенесут огонь на кишлак, и Звягину кранты!»
Прикрывая голову руками, Нестеров с трудом поднялся на ноги.
– Радист! – закричал он. – Карицкий! Связывайся с Воблиным! Объясни этому идиоту, что гаубицы фуярят по нам!
Шарыгин стоял на коленях рядом с худым бледным бойцом и ножом вспарывал ему штанину. Тот лежал, упираясь локтями в землю, и морщился от боли. На его ноге, чуть ниже колена, чернела маленькая точка. Кровь стекала тонкой струйкой, капала на талый снег.
Раненого они несли на руках, насколько можно было быстро поднимаясь на вершину сопки, где можно было укрыться от огня артиллерии, а затем атаковать позиции «духов». Двое солдат уже достигли верха, но тут же залегли и стали стрелять куда-то вниз, в противоположную сторону. Бенкеч, широко раскрывая черный рот, неистово орал: