Глава 4
После этого столкновения их казарму, почти четыреста человек, уже не отправляли на стройку, а занялись их обучением. Первое время их разбили на пару кентархий или рот, как их называли иностранцы. Конечно, в них было гораздо более сотни будущих солдат, но как шутили ветераны, начавшие показывать им азы, в первом бою их число дойдёт до нормы. Только шутили ли они…
Кентархии поделили на отряды — полулохи, взводы по пятьдесят человек.
— В нормальной армии, например, армии Испании, да хранит её Дева Мария, — крестился слева направо один из их командиров, господин Уго Падилья. — взводы вполовину меньше. Это нужно, чтобы на поле сражения было гибко управлять всеми людьми, быстро реагируя на опасность с той или иной стороны. Потому что противник не дурак, он не всегда прёт равно в лоб на выстрелы и острия пик.
Обращение «господин» — это был их первый урок. Кто забывал, как следует обратиться, тех избивали, на второй раз не выдавали порции пищи всему полулоху, на третий раз — всё подразделение учило тупого, четвёртого раза не бывало. Одного принципиального придурка просто удавили, всем отрядом честно подтвердив, что он просто поперхнулся и задохнулся.
Первое время занято было лишь построениями и перестроениями. Очень непростая задача для разноплеменного войска, слушать и вовремя всё выполнять. Перестав из раза в раз натыкаться на соседей, собираться в толпу, их поделили на тех, кто будет основой всего войска — пикинёрами, они же контарионы, алебардистами и стрелками-скопефтами (они же — моливденолы).
Любые разговоры в строю наказывались. Сержанты не уставали наказывать тех, кто не умел держать язык за зубами.
— Сейчас ты болтаешь языком с соседом, мешая всем услышать команду. Потом в бою орёшь от страха, а потом вы все подыхаете из-за этого, тупая скотина!
В то время, когда их стали обучать обращению с оружием, все казармы были построены. И даже оставалось довольно много мест. Но с топливом было тяжело, и потому было, хоть и всего пару раз, когда в сырые, холодные и ветреные декабрьские ночи они грелись только прижавшись друг к другу. Это было настоящим испытанием. Но днём такой проблемы было мало — им практически не давали возможности отдыхать, видимо опасаясь того, что, если у них будет много времени, они опять возьмутся за ножи и начнут резать друг друга, уменьшая поголовье солдат, в которых уже вложены кое-какие средства.
После постройки казарм и все остальные начали свои тренировки. В это время первые роты уже отрабатывали отдельно приёмы с оружием — пикинёры-контарионы и стрелки-скопефты по отдельности. Теодора сперва определили в контарионы, выдав частичный доспех из шлема — кабассета и панциря, ну и пику вручили, почти 17 футовую длинную заразу, неудобную, с металлической «пяткой» и коротким, толстым кинжальным лезвием, с хорошо окованным лезвием на пару футов возле острия. Ветераны показывали, как правильно держать пику, как левой толкать, а правой направлять в лицо или тело противника, которых изображали деревянные чурбаки. Показали и как правильно встречать конницу, вздумавшую атаковать их лоб — упирать пятку пики в землю, придерживая правой ногой, удерживая пику левой рукой, а правую держа наготове для меча или другого короткого оружия, которое им ещё не выдали.
— Встаньте плотнее, сволочи! Чем плотнее вы стоите, тем меньше шансов у врагов проникнуть в ваш строй! Потому что если один, а за ним другой и третий проникнут через вас дальше, то всем вам конец! Им только дай шанс — они вас всех порубят в рагу! Что? Вы не знаете, что такое рагу?! Господи, эти идиоты издеваются?
Но когда перед их строем вызвали пару добровольцев покрепче для перехода в скопефты, он одним из первых попросился. Ветеран, что уже несколько дней занимался их обучением, подтвердил, что он вполне крепкий и вроде даже не самый тупой парень. Поэтому, сдав оружие и доспех, он перешёл к стрелкам. Вытянуло его вперёд любопытство. Пока они учились тыкать своей пикой под ругательства командиров, там, в стороне где обучались стрелки, постоянно что-то грохотало. За свою жизнь Лемк примерно понимал, что такое огнестрельное оружие, но близко с ним сталкиваться совсем не приходилось. Ни у одних из грабителей и разбойников в западных кварталах ничего такого не было. Да и оказаться в стрелках, значило не таскать на себе тяжёлый панцирь и неудобный шлем. Он, конечно, понимал, что они должны его защищать. Но вроде им должны были ещё что-то выдать. Опытные люди говорили, что стрелки в других странах, в той же Венеции, к примеру, тоже носили защиту — лёгкие шлемы, корацины или ещё что-нибудь. Ещё довод — стрелки в случае опасности ближнего боя, всегда должны были отходить за спины контарионов и алебардщиков, что, по мнению самого Лемка, должно было повысить его шансы на выживание. Ему, конечно, нравилось представлять себя в доспехе, как на изображениях святого Фёдора Гавраса, или как в книги рыцаря Бусико, лучшего из рыцарей! Но он уже не раз видел, что такое смерть. И сам уже перечеркнул жизнь одного человека, взяв на себя роль мойры. И он понимал, для того, чтобы стать хоть немного похожим на своих героев, надо очень много знать, а значит быть живым. Но не быть трусом, конечно же. В общем, стрелки — это те же солдаты, а потому смелость там тоже необходима.