Скрип телег обоза, щелканье кнутов погонщиков скота, ржание коней, мычание волов, звон и стук набедренных щитков и прочих элементов снаряжения, крики офицеров, звук шагов тысяч людей и боевых труб — все звуки смешивались в один сплошной фон. Теодор с солдатами лишь пытался понять, что происходит, так как из-за спин товарищей ничего не было ясно.
Через какое-то время их стали разворачивать в боевые порядки. Турмарх маркиз де Виллаб и друнгарий де Вальверде отдали команду и они двинулись к реке. По их приказу построились в терцию, где центром общего построения стал плотное каре контарионов, с одоспешенными бойцами в первых рядах, и алебардистов, общим числом до двух с половиной тысяч человек. Перед фронтом контарионов растянулись в три ряда все скопефты с мушкетами и часть с аркебузами, общей численностью под пятьсот солдат. Все прочие аркебузиры четырьмя малыми каре выстроились по углам каре контарионов, каждая численностью до трёхсот человек. Таким образом Сицилийская турма стала основой левого фланга корпуса Русворма, упираясь в Эврос и доходя до дороги на правом фланге.
Через промежуток в сотню шагов в сто строилась турма, которую обычно называли Критской или Венецианской, под командованием Стефана Алусиана. Здесь немало солдат была набрано с Крита, Кефалонии, Керкиры, Лефкаса, Итаки, Мелеты и прочих греческих и не совсем островов, принадлежащих этой республики, как и сам нынешний командир, чья семья когда-то эмигрировала туда из терпящей поражение Империи со всеми накопленными богатствами и поступила на службу к дожам, но в начале прошлой зимы решившие вернуться. Никто и не сомневался, что он просто является человеком купцов, какие бы пышные патриотические речи он не вёл. Правый фланг «критян» упирался в Латинскую турму, хотя тут правильнее назвать всё же полк, так как он был полностью сформирован из иностранных добровольцев, присоединившихся к войску из желания поучаствовать в грабежах. Из них сформировали единую боевую единицу под началом выбранных офицеров для удобства командования этим разношёрстным обществом. Не менее трёх тысяч головорезов, под командованием Йозефа Лакатоша, считались опытнейшими воинами и на них возлагались большие надежды, в отличие от «ромейских» турм. Они стали правым флангом корпуса. Ланциарная турма, набранная в Городе в самую последнюю очередь и состоящая в основном из самого отъявленного сброда и самой худшей выучки, которые до этого использовались в основном в качестве саперов, располагались в резерве, под командованием Франсиско Пласа и Димитрия Контостефана.
Большая часть кавалерии, до пяти сотен всадников Грегора Тебара располагалась ближе к правому флангу. Остальные три сотни, поделенные на несколько эскадронов, должны были прикрывать промежутки между турмами и сами делать «вылазки» между ними.
Всех тех, кто ехал в лекарских обозах со стёртыми ногами, мучающихся животом и прочих болезных, хоть как-то способных участвовать в намечающемся сражении, командиры старались поставить в строй.
А то, что сражение будет, становилось понятно всем, так как за толпами конницы, которая перемещалась вдалеке, стали появляться отряды сарацинской пехоты, под своими странными значками и знаменами.
Под припекающим солнцем солдаты стояли и смотрели, как в двух милях, вне пределов прицельного огня артиллерии разворачиваются подразделения врага. Тысячи и тысячи разнообразно, но преимущественно ярко одетых сарацин под командой своих офицеров, в самых ярких одеяниях казались сплошным морем, которое шумело, рокотало, готовясь захлестнуть ряды тех, кто пришёл на встречу с ними. Основная часть их конницы оттянулась назад, за ряды пехоты, но несколько отрядов лёгких всадников, вооруженных луками и стрелами, то подлетали на расстояние до ста восьмидесяти футов, или стадию, то пускала стрелы с расстояния в две стадии, пытаясь поразить кого-нибудь из ромеев или латинян. Периодически по ним давали залп до пары десятков солдат, чтобы отогнать. Но такая перестрелка не наносила какого-либо ощутимого урона обеим сторонам.
Всё это время, пока всё новые и новые отряды врага, судя по количеству значков, подходили и вливались в строй, саперы и артиллеристы под командованием унгра Карла Иствана оборудовали позиции на небольшой возвышенности, которая располагалась позади войск, ближе к правому флангу. С него прекрасно было видно пространство долины у реки, свои войска и вражескую пехоту, а потому именно здесь со своим штабом обосновался также и Кристоф фон Русворм.
Напряжение росло, солдаты пытались как-то отвлечься, занять себя чем-то:
— Эй, Гедик, кто там носится у сарацин то туда, то обратно?
— Известно кто — пейки, курьеры, приказы султана или кто там за него, развозят.
— А что, тут прям точно султан сам против нас вышел? А какой — румелиец или силистриец?
— Да нам тут без разницы, что один, что второй… Хотя румелийцы давно уже верховодят в этом союзе, силистрийцы у них чуть ли не на побегушках. Но тут именно силистрийцы, естественно. Адрианополь это их город…. Ну и вряд ли сам султан. Султан Ибрагим обычно тёплый сезон с основной армией проводит, а она сейчас вроде где-то в Унгории, если верить тому, что говорят латиняне. И не вижу его туга.
— Туга?
— Ну бунчук, штандарт… — Гедик развернулся в сторону знамени турмы, стоящего в центре каре контарионов.
— А эти тогда кто, если не армия? — возмутился кто-то из задних рядов.
— Да много кто… Всех не перечислить, да и не знаю. Тут должны быть в основном войска сераткулу, ополчения, которое собирает местный бейлербей, ну то есть губернатор, со своими санджакбеями. Вон, чуть в стороне… да, вон те… Похожи на гондеры местных болгарских войнуков.
— Гондеры?
— Да, так их отряды называют. Перед нами вроде секбаны… Нууу, исмаилитские крестьяне с аркебузами… а может и сариджи — это почти они же, только из охотников. Ну или разбойников, там разница не всегда видна…
— А откуда ты столько всего знаешь о них? Как тебя не спросишь — у тебя есть ответ!
— Известно откуда — не болтаю много и ушами не хлопаю, не зеваю, а слушаю, в отличие от вас.
— Шахзаде! Шахзаде! — донеслось со стороны исмаилитов, когда группа пышно одетых всадников проскакала вдоль фронта вражеских войск.
— Вот мы и узнали кто там главный… — протянул невесело Гедик.
— Ну и?
— Вы совсем тёмные, шахзаде — титул сыновей султанов. А значит надо быть внимательнее — вряд ли значит тут только сераткулы, наверняка кто-то из корпуса капы-кулу, постоянных войск, есть — сипахи с джебелю — латники, гуреба, янычары… Кто угодно тут может из них оказаться.
Весь разговор вёлся так, чтобы было слышно только ближним, негромко, чтобы можно было услышать команды от офицеров.
От массы вражеских войск отделились несколько всадников, которые достигли середины разделяющего войска пространства и остановились. Им навстречу выехала делегация доверенных лиц от ставки Русворма, но пообщавшись некоторое время они повернули коней назад. Сзади в это время тянули молитвы на свой лад латинские и ортодоксальные священники, прося у Господа победы над мерзкими исмаилитами.
Лемк заметил маркиза Гомеса де Виллаба, который хоть и был верхом, но привставал на стременах и посматривал в сторону врагов и постоянно оборачивался к своим спутникам. И рядом с ним неизменный и невозмутимый Никколо да Мартони, как и его подопечный в чернённых кирасах с сегментными набедренниками, горжетами, наплечниками, налокотниками, латных перчатках и высоких сапогах. Их шлемы, с плюмажами из пышных перьев, были сняты и лежали на сгибе локтя.
Трудно сказать, в какой момент началось сражение. Просто отряды лёгкой конницы, которые на время переговоров прекратили нападения, вновь начали небольшими группами совершать налёты и раз за разом к ним присоединялись всё новые всадники и целые группы. Отгоняли их уже не залпами пары десятков человек, а вдвое-втрое большими силами. Начали появляться потери — и если у неподвижно стаявшей ромейской пехоты свободное место занимал боец из задних рядов, то тела коней и их всадников стали своеобразным украшением приречной долины.
А уже вслед за лёгкой конницей дрогнули, наклонились вперёд значки вражеской пехоты, и она двинулась всем фронтом на ромейские турмы. Вглядываясь в наступающих на них до рези в глазах и крепко сжимая лёгкий мушкет, захваченный у руин, Лемк пытался сопоставить то, что он видел, с тем, что он слышал. Когда-то, когда он читал книги и слушал рассказы опытных солдат, он представлял себе сарацин во многом именно такими по внешности — смуглые, худые, с заросшими лицами чёрными бородами, одетыми в туфли и сапоги, с широкими штанами, натянувших по две-три яркие рубахи, одни подлиннее, а другие покороче, или имевшие сверху расшитые камзолы, затянутые по многу раз обёрнутыми кушаками, ремнями, из-за которых торчали кинжалы, длинные ножи и пистоли, у командиров и просто у тех, кто был побогаче. Ну и многочисленные навернутые на голову тюрбаны, а также высокие шапочки с кисточками. Но вот чего не было — не было крика и визга, с которым они, как писали, зачастую шли в бой.