Выбрать главу

И все эти угодья на несчастных три роты юнкеров, одна из которых всегда в наряде по училищу стоит.

Обходя по периметру плац, мы всегда минуем главный училищный шпиль с трепетом и гордостью.

Ибо прямо под ним стоит памятником могучий мехар, отвоевавший когда–то своё.

— Внимание, взвод! Смиррравнение на! Лево!! — Командует, как положено наш штабс–капитан, и взвод с поворотом серьёзных лиц переходит на строевой шаг, чеканя твёрдо.

И так, будь то отдельный юнкер или офицер, взвод или рота, все отдают воинское приветствие памятнику, как самому знамени училища в штабе.

Человекоподобная машина пяти метров в высоту сложила пару надломанных крыльев лопастями, а другую пару расправила над величавой головой и плечами. Пусть и старый мехар, но металл щитов его блестит на солнце. А веет от исполина морозной свежестью, будто он только с небес спустился после боя.

После боя… исчерчена броня бороздами, окроплена вмятинами, лопасти зазубрены и посечены, а лезвия рук поломаны до оснований. Одна турбина вышиблена полностью, а вторая покорёжена. Его пилотом двадцать лет назад был один из именитых офицеров, пожертвовавших жизнью ради победы. Шесть пробоин в кабине всё ещё зияет, как знак стойкости пилота, идущего до конца.

В том бою у Находки корнет Суслов поверг двенадцать оргалидов, в том числе трёх Голубых, прикрывая отход товарищей и тянув время до прибытия ударной эскадрильи.

Для каждого юнкера честь, когда назначают чистить этот памятник. Я знаю каждую трещинку на броне, каждый след от ледяных шипов. Давно мечтаю забраться в кабину, но, к сожалению, она под увесистым амбарным замком.

— Смотрите, — заметили ребята, когда мы отдали воинское приветствие и расслабились, проходя мимо столовой.

— Разлетались ещё со вчерашнего дня, — комментируют правофланговые, глядя в светлое безоблачное небо.

Где как раз с их стороны и показались продолговатые тела огромных белых дирижаблей, перетянутые канатами, а оттого похожие на говяжью колбасу. Один вообще в трёх–четырёх сотнях метров от нас завис на небольшой высоте. Ууу, гигантище.

— Все столичные, — утверждает Пётр. — Не гражданские уж точно.

Оно и понятно. Если присмотреться к ближайшему, помимо герба столичного с флагом можно разглядеть под кабиной торчащие стволы орудий.

Взвод всполошился ещё больше, когда в небе показались три точки, которые стали стремительно приближаться, превращаясь в тёмные фигуры мехов, смахивающих чем–то на саранчу в полёте или стрекоз.

Похоже, это звено сопровождения дирижаблей из Иркутска.

— Отставить разговоры! — Возмутился наш штабс–капитан, вероятно, не сообразивший из — за чего такие волнения в нашем строю.

Поблёскивая синевой металла, мехары пронеслись едва ли не над головами, как ястребы, оглушая гулом и чуть не срывая фуражки, а затем скрылись так же внезапно за крышами казарм. Будто специально решили взбудоражить юнкеров училища, из которого выпускались когда — то сами.

Взвод встал, как вкопанный. Судя по восторгу, половина юнкеров вообще мехаров в полёте не видела. Это меня отец в детстве разбаловал, приземляясь на своей стальной птице прямо на поле в поместье и каждый раз вспахивая дёрн. Но, тем не менее, я поддался всеобщему торжеству, искренне радуясь нашим защитникам.

— Чего рты разинули, товарищи юнкера? — Завёлся взводный, приземляя нас обратно. — Распорядок никто не отменял. Шагом марш, сказал!

Двинули в приподнятом настроении. Никогда ещё такого не было на нашем веку. По крайней мере, эти полгода обучения уж точно никому из столичных мы здесь нужны не были.

Контрастом событию двухчасовым бременем лёг нудный урок по тактике сухопутных войск, где нужно запоминать значки и рисовать на картах карандашом всякие стрелочки, да ромбики. И убереги Господь, слишком сильно надавить грифелем на учебный инвентарь многоразового использования…

После полудня стало известно, что принцесса намеревается прибыть в эту пятницу. Прямо в столовке объявили об этом. От услышанного у некоторых юнкеров руки затряслись так, что ложки застучали по зубам. Другие даже к еде не притронулись. Да я и сам разволновался, что хлеб в горло не полез.