— Да это «катюша» играла, мамаша, — пояснил Батенев. — Такой гвардейский миномет.
— Какая такая Катюша, чего ты плетешь? — рассердилась тетка. — А еще командир, видать. Егорий это, сама видела!
— Егория, что ли?
— Бестолочь! — обиделась хозяйка. — Пошто Егория? Стрелы его!
…А теперь целый десяток «катюш» ждет своего часа. Утром они «поиграют» вволю!
Ночь коротали в березнячке. На передовой постукивал пулемет, слышалась автоматная перестрелка. Изредка рвались немецкие снаряды. Небо расцвечивали ракеты. Обычная фронтовая ночь.
Артиллерийская подготовка началась на рассвете. Грохотало так, что вздрагивала земля. Над головами с шипением и воем летели снаряды и мины. Взрывы по ту сторону передовой слились в сплошной протяжный гул, будто яростно рычали десятка полтора Змеев Горынычей. На опушке зашевелились зеленые кучи, из-под них показались вздернутые в небо рельсы. Через какую-то секунду выбросили они стремительные огненные стрелы. Скрежет и вой перекрыли артиллерийскую канонаду.
Сложное чувство обуяло нас — и робость перед такой мощью огня, и восторг от нее. Не успел смолкнуть последний залп, как в небе появились советские штурмовики. Шли на бреющем, волна за волной. Потом поднялась пехота. Нарастал и ширился шквал яростного «ура» и треск автоматов. Когда они стали удаляться, капитан Курнышев сказал командирам взводов:
— Пора, товарищи!
Нашей задачей было — обеспечить продвижение наступающих войск по всем дорогам. Рота выдвинулась на переднюю линию, на самое острие наступления. На бывшую оборону фашистов страшно смотреть. Она не просто была разрушена артиллерийской метелью, а глубоко пропахана. Кругом валялись бесформенные обломки бревен, куски бетона, камни и трупы.
Мины на дорогах немцы понаставили второпях. Мы их без труда обезвреживали. Дорога, по которой двигалось наше отделение, петляла в чахлом березовом и сосновом лесу, справа и слева болота. За спиной, подпирая, нетерпеливо урчали машины с пехотой. Требовали зеленую улицу, а мы ее не могли пока дать.
Болота, наконец, оказались позади, и лес расступился. Дорога разветвлялась на несколько рукавов. Командиры рвущихся вперед подразделений не стали нас ждать и двинулись по проселкам-ответвлениям, предоставив нам возможность возиться на главной дороге. Опасностью они пренебрегали. Впрочем, война — сплошное преодоление опасностей.
Повалила пехота. Ей сам черт не брат. Но находились среди солдат и без меры любопытные, а любопытство не всегда уместно, особенно на территории, где час назад хозяйничали враги.
В стороне от дороги, то там, то тут, виднелись землянки. Немцы умели обустраивать их, стены обшивали фанерой, заклеивали всякими картинками — благопристойными и порнографическими. Любопытные из пехоты, завидев такую землянку, кидались к ней. Фашисты драпали впопыхах и оставляли вещи, которые в нехитром солдатском быту не были лишними: бритвы, зажигалки, зубные щетки. Ручки их делались из разноцветной пластмассы, и солдаты мастерили из них мундштуки и наборные рукоятки к финкам.
Но говорят, что раз в году стреляет и самоварная труба. Это в мирной жизни. А на войне тем более. Фашисты заминировали несколько землянок, и любопытные жестоко поплатились. Поступил приказ — к землянкам никого не подпускать.
Фашистские саперы всегда старались перехитрить нас. То подсовывали мины под ступеньки, то изнутри к скобе двери привязывали проволоку, прикрепляя ее к взрывателю. Такие уловки мы быстро раскусили, а дальше пошло легче, ибо противник скатывался к стереотипу.
Какие только работы не приходилось нам выполнять в дни наступления сорок четвертого года! Прибегает связной к капитану Курнышеву — немедленно вести роту вперед. Разворотило мост через илистую речку — замедлилось движение. Возвести новый! Откуда-то появляются топоры и пилы. Расхватываем инструмент и бежим в ближайший лесок — пилим, рубим, треск стоит! А возле речушки ни души — ни с той, ни с другой стороны. Напилили бревен, кряхтя тащим к реке. Но только вышли на открытое место, противник начал садить из минометов. Залегли, а Курнышев подгоняет:
— Вперед, орлы, вперед!
Ползем, подталкивая впереди себя бревна, хоронимся за ними. Но, слава богу, загрохотали пушки на нашей стороне. Немецкие минометы поперхнулись и замолчали. Завалили мы речушку камнями и деревьями, благо она не столь полноводная, сколько илистая. По настилу проскочил первый танк. И опять пошло-поехало!
Наступление развивалось стремительно. И настал день, когда фашисты оторвались на такое расстояние, что наши части не успевали их преследовать. А погода хмурилась. Моросил мелкий дождь — грибной, теплый. Дорога забита войсками — пехота, «ЗИСы» и «студебеккеры», танки и самоходки, артиллерийские упряжки. Большие калибры волокли тягачи. По обочинам гарцевали кавалеристы. Не дорога, а полноводная река. Впереди в туманном небе завис аэростат — вел наблюдение за противником. Оглушали ревом моторов краснозвездные штурмовики. Летели низко, эскадрильями. И ни одного фашистского самолета. Как тут не вспомнишь сорок первый.