– «Что было бы, если Нимитца, Хэллси, Спрюэнса, или хоть Одзаву отправить в год 1904-й, при том что там ему дадут карт-бланш и все ресурсы на создание флота – с каким счетом и в чью пользу будет Ютланд», – повторил первый. – Логично тогда, что послали моряка, а не сухопутного, если нацеливались не на эту, а уже на Третью мировую, которая по определению будет прежде всего морской. И если Лазареву по официальной биографии было чуть за сорок, когда он совершал свои подвиги против немцев, то пятьдесят пять, даже шестьдесят – это самый расцвет для главкома. Дальше уже перебор – но считаем, что до 1965 года он вполне на своем месте. Ну, а факт, что Сталин упорно не желает нас допускать до Двери, говорит лишь о том, что ни он, ни его партнеры не допускают возможности с нами договориться. То есть твердо взяли курс на войну. Как это сочетается с их на вид миролюбивой политикой? Да очень просто, джентльмены: если в их плане стоит не нападать самим, а сделать что-то такое, что мы вынуждены будем объявить войну первыми? Альтернативой чему будет наш полный упадок. Нас теснят не стреляя, а когда мы возмущаемся, то… У меня лично стойкое ощущение, что мы сейчас в положении индейцев, подписавших с бледнолицыми очередной договор о вечном мире. Не знаю, как вы, но я устал думать, что, возможно, над нашими головами подвешен топор. Как там было в записке на имя президента: достоверный ответ может быть получен лишь в непосредственной беседе с кем-то из «пришельцев»? Я очень хочу его получить, чтобы дальше жить спокойно!
– Позвольте спросить, а отчего все завязано на одного Лазарева, – спросил второй, – если нам нужен ответ на вопрос, есть Дверь или нет? Ну и картина того мира, в общих чертах. Подойдет любой из членов экипажа субмарины, даже из нижних чинов!
– А вы представляете, как трудно работать в СССР? – ответил первый. – Да, пытались найти не одного Лазарева, я говорил со своим другом из Лэнгли в том числе и об этом. Информация, которая легко может быть получена в любой свободной стране, у Советов требует целой разведывательной операции! Во Франции вы можете просто прийти к тому, кто что-то знает, показать доллары и задать вопрос – ну а в СССР любой землекоп или грузчик позовет милиционера, и если вы с диппаспортом, то вас вышлют, а если вы нелегал, я искренне вам не позавидую. Составляя список экипажа «моржихи», мы потеряли несколько десятков агентов – большей частью из местных, которых не жалко. Но удалось узнать, что еще в войну экипаж К-25 был разбавлен людьми из этого времени (если гипотеза верна). И все, кого нашим людям удалось найти и побеседовать – например, в качестве журналиста из ГДР, собирающего сведения о подвигах русских подводников, – утверждают, что они именно из таких, добавленных. И называют разные фамилии, говоря о своих сослуживцах – головоломка не сходится, установить, кто есть кто, невозможно.
– У каждого человека есть биография, – сказал второй. – Родители, семья. Школа, где он учился. Дом, где он рос, и соседи, друзья. След, который трудно замести или подделать. И которого не будет у пришельцев. Или – если кого-то из экипажа, пришедших из будущего, сочли более полезным использовать на берегу, то явно не на рядовых должностях? Значит, надо смотреть на карьерный рост, не объяснимый иными причинами.
– Думали и об этом, – ответил первый, – но у русских за последние сорок лет творилось черт знает что! Та война, затем революция, Гражданская – когда все перемешивалось и летело к чертям. Чекистские расстрелы, беспризорщина, детские дома – и «кто был ничем, тот станет всем». Да и последняя война весьма способствовала карьере тех, кто талантлив. Как, например, жена Лазарева – достоверно установлено, что она жила до войны в Ленинграде, отец ее был простым рабочим на верфи, и ее саму у нас бы не взяли даже служанкой в приличный дом. Парни из Лэнгли стараются – но это даже не иголку в стоге сена искать, а булавочную головку в огромной куче крапивы, разбирая голыми руками.
– Я бы еще обратил внимание на некоего Смоленцева, – задумчиво произнес второй, – что-то уж очень ему везет.
– Надо знать русских, с их культом героев, – сказал первый. – Обычный головорез, неплохо обученный, кому сначала поручили папу вытащить. Затем кому-то в Москве при подборе кандидатуры охотников на Гитлера, пришла в голову мысль сделать культовую фигуру. Ну, а Гиммлер в пятидесятом пошел уже довеском. Если нам повезет поймать этого героя при какой-нибудь новой его миссии, то будьте уверены, вопросы ему зададим. Ну а пока Лазарев – единственная фигура, в инаковости которой мы не сомневаемся. Я голосую за то, чтобы продолжить нашу игру!