– Могу я чем-то помочь вам? – спросила Руби после того, как открыла дверь.
Высокий, худощавый мужчина лет шестидесяти стоял на крыльце в черном костюме и держал портфель. Его пронзительные темные глаза быстро ценили ее из-за очков в золотой оправе.
– Вы – Руби Этвуд?
– Я.
– Примите мои соболезнования в связи со смертью вашего отца.
– Спасибо, – пробормотала Руби. – А вы?
– Меня зовут Сол Темплтон. Я представляю интересы мистера Линкольна Бароне. Могу ли я занять минуту вашего времени?
Фамилия Бароне показалась Руби знакомой, хотя она не могла вспомнить, где слышала ее.
– Вы – юрист?
– Я – адвокат мистера Бароне, да.
– Так зачем вы пожаловали к нам?
– Если вы будете так добры и позволите мне войти внутрь, я все объясню.
Шагнув назад, Руби открыла дверь пошире.
– Пожалуйста, проходите.
Кивнув в знак благодарности, адвокат прошествовал мимо нее и направился на кухню, как если бы он был здесь сто раз. Руби закрыла дверь и последовала его примеру, удивленная тому, что он уже сидел возле бара, открывая свой портфель.
Он положил какие-то бумаги перед собой.
– Я слушаю вас, – повторила Руби, садясь напротив него.
Темплтон посмотрел на нее поверх своих очков.
– Я с сожалением сообщаю вам, что ваш отец отписал этот дом, прежде чем умер.
Рубин потрясенно вздохнула.
– Что? Он... почему... это невозможно. Папа бы никогда не сделал ничего подобного.
Передвинув стопку бумаг к ней через бар, адвокат впился в нее ястребиным взглядом.
– К сожалению, это именно то, что он сделал.
– Здесь должно быть какая-то ошибка.
Темплтон резко встал.
– Простите, мисс Этвуд. Я вас уверяю, не было никакой ошибки. Условия предельно ясны. Если долг вашего отца не будет выплачен в полном объеме в течение 29 дней, дом перейдет мистеру Бароне.
Руби едва могла сформировать слова, ее ум лихорадочно поглощал удар за ударом.
– Долг моего отца? Я понятия не имею, о чем вы говорите.
– Его карточный долг, мисс Этвуд. Я оставлю эту копию для вас, чтобы вы прочитали ее в удобное для вас время. Как я понимаю, у вас еще похороны впереди. Но не затягивайте с этим слишком долго.
С этими словами он схватил свой портфель и вышел из кухни. Руби осталась сидеть на месте, глядя прямо перед собой, когда звуки его шагов наконец затихли и дверь за адвокатом закрылась.
Она опустила взгляд на документы, которые юрист оставил на барной стойке, и ее желудок сжался в недоумении. Ее отец подписал отказ от дома – единственного, который Руби когда-либо знала. Дома, в котором родилась ее бабушка.
О Боже, папа. Что ты наделал?
ГЛАВА 6
Зверь накинул на голову капюшон плаща и проделал путь вниз по лестнице.
– Стайлс? Готовь лодку. Я ухожу через пять минут.
Стайлс опустил глаза, он всегда так делал в присутствии Зверя.
– Как долго вы будете отсутствовать?
Нетерпеливо вздохнув, Линкольн шагнул в сторону кухни, тем самым показывая слуге следовать за ним.
– Так долго, сколько потребуется.
Зверь влетел на кухню, почти заставив миссис Туф выскочить из фартука.
– Господи, вы меня напугали, – ахнула экономка, ее рука взлетела к горлу.
Она быстро развернулась лицом к плите, явная попытка не смотреть на него.
– Что я могу сделать для вас, сэр?
– Я собираюсь спуститься по реке. Не знаю, как долго буду в отъезде, поэтому приготовьте мне что-нибудь с собой.
Экономка кивнула, продолжая стоять к нему спиной.
– Я оставлю еду в духовке, сэр. Это сбережет ее в тепле на какое-то время.
Не удосужившись ответить, Линкольн вышел из кухни через заднюю дверь и направился в сторону эллинга. Стайлс появился за секунду до того, как Линкольн достиг пристани.
– Мне стоит отправиться с вами, господин Бароне?
Линкольн покачал головой, прикрытой капюшоном плаща.
– Я пойду один.
– Очень хорошо. Могу я спросить, куда вы направляетесь, сэр? В случае, если позвонит Темплтон.
– Это касается его не больше, чем тебя, – рявкнул Линкольн, проносясь мимо дворецкого, на пути в эллинг.
Мужчину раздражало до чертиков, когда его допрашивали. Особенно оплачиваемый персонал. Он шагнул в лодку, приготовленную для него Стайлсом, и крепко взялся за руль.
Отплыв от лодочной пристани, Линкольн повернул судно к противоположному берегу. Его взгляд был приклеен к огням Французского квартала Нового Орлеана. Линкольн вспоминал, когда в последний раз видел Руби Этвуд.
Ей было не больше шестнадцати лет. Он наблюдал за ней в тени, пока она шла домой после подработки в каджун-гриль Коулмана. Зверь внутри Линкольна хотел затащить ее в переулок и вырвать горло, чтобы разрушить ей жизнь, как ее бабушка уничтожила ранее его.
Он не забыл, как Руби шла по тротуару, будто ей принадлежит весь город: подбородок высоко поднят, пружинистая походка; как она остановилась в Белом доме Спенсера на улице Бургундии и пробыла в нем около часа, прежде чем направиться домой.
Зверь скрежетал зубами от гнева, который все еще горел в его жилах. Руби Этвуд жила в любви и роскоши, в то время как он, Линкольн, держался в тени, одинокий и злой, не имеющий возможности посещать школу или делать нормальные вещи, которые делали все ребята в его возрасте.
В детстве над ним смеялись и издевались. Его запугивали, избивали, пока он не потерял контроль и не напал на соседского хулигана, который после провел в больнице несколько дней.
Стэнфорд быстро забрал его из школы и нанял репетитора, чтобы тот учил его. Чувство одиночества, испытываемое Линкольном, переросло в обиду, горечь и, наконец... в ненависть.
Он избавился от нежелательных мыслей и припарковал катер на Площади Джексона во Французском квартале. Привязав лодку к пристани, Зверь вскочил на дамбу и плавно опустился на землю.
Благодаря черному плащу и покрову темноты он, незамеченный, проскользнул в переулок и направился к Королевской улице. На стене дома Руби не было окон, только штукатурка и виноградные лозы. Зверь тихо проскользнул на задний двор, прижавшись к стене, когда рядом с ним раздался всплеск.
Кто-то плавал в бассейне, понял он, расслабившись за кустом роз, расположенным на углу дома. Он опустился на корточки, раздвинул куст и увидел силуэт женщины, скользящей по дну бассейна. Она неожиданно всплыла, и у Линкольна перехватило дыхание. Девушка, вышедшая из бассейна и одетая в откровенное розовое бикини, была никто иная, как Руби Этвуд.
Линкольн не мог двинуться с места. Воздух, казалось, застыл в легких. Он никогда не видел ничего столь совершенного за всю свою жизнь: девушка выходила по ступенькам из бассейна, вода скатывалась по ее телу, откровенный купальник охватывал женственные формы, словно вторая кожа. Его взгляд остановился на ее груди, и он был заворожен камешками сосков, которые обтягивал материал.
Зверь сглотнул, чтобы смочить сухое горло, и позволил своему взору пропутешествовать от ее живота к маленькому пупку. Затем еще ниже, к верхней части бикини, и остановился на небольшом тоненьком треугольнике, на стыке ее бедер.
Нижняя часть купальника не оставляла места для воображения, безумное желание пнуло его в живот. Он жаждал своего самого ненавистного врага... Руби Этвуд. Гневное рычание поднялось в его горле, но он сумел проглотить его обратно. С трудом.
Руби обернулась, чтобы дать ему увидеть ее шикарный округлый зад. Пульсирующая эрекция только усилила быстро растущий гнев Линкольна. Он убрал руки с куста роз, позволив рубиново-красным цветам вернуться на место. Даже их цвет напомнил ему ее имя.
Сопротивляясь сексуальному напряжению, сосредоточившегося в паху, Линкольн встал и прислонился к стене дома, сделав большой глоток воздуха. Но как бы он не старался выбросить ее из головы, воспоминание о девушке в этом проклятом клочке не исчезало.