Что я могла на это ответить? Случилось то, что должно было случиться. Тайные мои страхи стали явью. Ты знаешь, мы, католики, считаем убийство неродившегося ребенка величайшим грехом и не при знаем абортов. Я спросила у Габриеллы, кто отец. Она только покачала головой и убежала. Когда дедушка Джек вернулся домой, я рассказала ему о нашем горе. Он взбесился. Набросился на нее с кулаками и, наверное, забил бы до смерти, не успей я вмешаться. Так или иначе, он выбил из нее имя отца ребенка, – многозначительно произнесла бабушка и подняла на меня глаза.
Мне показалось, я слышу раскаты грома. А может, это кровь оглушительно стучала у меня в висках?
– И кто же он, бабушка? – с усилием выдавила я.
– Октавиус Тейт соблазнил ее.
Очередной удар грома сотряс до основания не только наш дом, но и весь мой мир. Я ощутила, как с грохотом рухнули хрупкие стены моей души. Слова застревали в глотке, и я не могла задать вопрос, сидевший в моем сердце как заноза.
Бабушка продолжила:
– Твой дедушка Джек бросился к нему. Октавиус тогда год как женился. Был еще жив его отец. Дедушка Джек в ту пору был таким же сумасшедшим игроком, как и ныне. Не мог пройти мимо компании, играющей в бурре, хотя удача его вовсе не баловала. Как-то раз проиграл ботинки и явился домой босиком. В другой раз проиграл золотой зуб, и ему вытащили его клещами. Но это ж известно: таким олухам, как твой дедушка, уроки судьбы впрок не идут. Тем не менее они с Тейтами договорились замять дело. Тейты обещали заплатить, чтобы дед не поднимал шума. А еще они решили, что в свое время Октавиус возьмет новорожденного в свой дом и воспитает как законного. Люди будут думать, что ребенка родила его жена. Что он там сказал Глэдис и как вынудил ее согласиться, мы никогда не узнаем. Да мне, честно говоря, и не хочется это знать. Так или иначе, жена Тейта притворилась беременной. А твоей матери удалось скрыть, что она в положении. С седьмого месяца она не выходила из дому. К счастью, наступило лето, не нужно было ходить в школу. Всем знакомым мы говорили, что она гостит у родственников в Иберии. Ребенок, здоровый крепкий мальчик, родился в положенный срок. Мы отдали его Октавиусу Тейту, как договорились. Дедушка Джек получил деньги и за неделю спустил их в карты. Но тайна осталась тайной. Но теперь настало время раскрыть ее тебе, – понурив голову, произнесла бабушка Кэтрин. – Я надеялась, что этого удастся избежать. Мне не хотелось, чтобы ты думала плохо о своей покойной матери, а значит, и о самой себе. Но так случилось, что вы с Полом… стали больше чем друзьями, – вздохнула бабушка. – Когда я увидела, как вы целуетесь у машины, то поняла: ты должна узнать правду.
– Мы с Полом – брат и сестра? – спросила я дрожащим голосом.
Бабушка кивнула.
– Наверное, он ничего об этом не знает?
– Понятия не имею, что происходит в семействе Тейт, – пожала плечами бабушка Кэтрин.
Я закрыла лицо руками. Слезы, закипавшие в глазах, казалось, стекали не наружу, а внутрь, и внутри все словно заледенело. Тихонько поскуливая, я раскачивалась из стороны в сторону.
– Господи, как ужасно! – стонала я сквозь зубы.
– Руби, милая, я не хотела причинять тебе боль, – донесся до меня голос бабушки. – Но ты ведь сама понимаешь, молчать дальше было невозможно.
Я сознавала, как мучительно далось ей это признание, как тяжело ей было разрушать мои мечты и надежды.
– Тебе придется от него отказаться, девочка моя, – продолжала бабушка. – Но не ты должна открыть ему правду. Это дело его отца.
– Это его убьет, – всхлипывала я, тряся головой. – Разобьет ему сердце, как и мне.
– Поэтому и не надо ничего говорить, – посоветовала бабушка. – Просто положи вашим отношениям конец.
– Но как, бабушка? Мы любим друг друга. Пол такой добрый, такой милый…
– Если хочешь ему добра, сделай вид, что он тебе больше не нравится. Прогони прочь. Он встретит другую девушку и утешится. Парень он видный, так что за этим дело не станет. К тому же, если вы не расстанетесь, родители изведут его угрозами и упреками, и в результате ты разлучишь его с семьей.
– Его отец – настоящее чудовище. Как он мог, едва женившись… встречаться с мамой? – спросила я, чувствуя, как гнев на мгновение пересилил грусть, затопившую мою душу.