После того как Поль покинул наш дом, я поднялась со скамьи. Ноги сильно дрожали, но я смогла дойти до придорожного прилавка как раз тогда, когда к нему подъехал автомобиль, полный туристов. Это были молодые мужчины и женщины, шумные и веселые. Мужчины были без ума от заспиртованных ящериц и змей и купили четыре банки. Женщинам понравились полотенца и носовые платки, вытканные бабушкой. После того как они купили все, что хотели, и положили покупки в автомобиль, один из молодых людей задержался и подошел к нам с фотокамерой.
– Вы не будете возражать, если я сделаю с вами парочку снимков? И дам каждой по доллару, – добавил он.
– Не стоит за это платить, – ответила бабушка.
– Нет, стоит, – заявила я. Бабушка удивленно подняла брови.
– Отлично. – Молодой человек полез в карман и вынул два доллара. Я быстро их взяла. – Улыбнитесь, пожалуйста, – обратился он ко мне. Я сделала над собой усилие. Молодой человек сфотографировал нас.
– Спасибо, – сказал он и сел в машину.
– Почему ты заставила заплатить его два доллара, Руби? Раньше мы не брали за это деньги с туристов.
– Потому что мир полон боли и разочарований, Grandmere, и я намерена с этого момента делать все возможное, чтобы для нас он таким не был.
Бабушка задумчиво глядела на меня.
– Я хочу, чтобы ты повзрослела, Руби, но при этом не ожесточилась сердцем.
– Мягкое сердце пронзают и разрывают чаще, Grandmere. Я не собираюсь закончить тем же, чем закончила моя мать. Нет, не собираюсь! – воскликнула я, но, несмотря на намеренную твердость и жесткость, почувствовала, что моя новая стена начинает трещать и разваливаться.
– Что ты сказала молодому Полю Тейту? – спросила бабушка. – Что ты рассказала ему, если он так от тебя бежал?
– Я не сказала ему правду, но оттолкнула именно так, как ты советовала, – простонала я сквозь слезы. – Теперь он ненавидит меня.
– О Руби, прости.
– Он меня ненавидит! – воскликнула я, повернулась и побежала прочь.
– Руби!
Я не остановилась. Я быстро бежала по топкой земле, позволяя кустам ежевики хлестать и рвать мое платье, кожу ног и рук. Я не замечала боли. Я не обращала внимания на боль в груди, не замечала луж и грязи на пути. Но через некоторое время боль в ногах, во всем теле заставила меня остановиться. Потом я медленно брела длинной полосой топкой земли, тянувшейся вдоль протоки. Плечи мои вздымались от глубоких рыданий. Я шла и шла мимо высохших куполов травы, служивших домиками для ондатр и нутрий, но избегала ручейков, где плавали небольшие зеленые змейки. Изнуренная, погруженная в свои чувства, я в конце концов остановилась и тяжело вздохнула, руки опустились, грудь вздымалась и опадала.
Через какое-то время мои глаза остановились на рощице молодых яворов прямо передо мной. Что-то привлекло мое внимание, хотя на фоне деревьев трудно было разглядеть, что именно, но постепенно в поле моего зрения вырисовался силуэт, более похожий на призрак. Я увидела болотного оленя, с любопытством наблюдавшего за мной. У него были большие, красивые, но печальные глаза. Он стоял неподвижно, как изваяние.
Внезапно раздался громкий звук выстрела из винтовки крупного калибра. Кто-то стрелял из засады. Ноги оленя подогнулись. Некоторое время он спотыкался в отчаянной попытке удержать равновесие, но на его шее появилось и начало разрастаться кровавое пятно. Олень упал. Я услышала радостные голоса двух мужчин. Из-под завесы испанского мха выскочила пирога, и я увидела двух незнакомцев и дедушку Джека, толкающего ее шестом. Он нанялся к охотникам-туристам и навел их на добычу. Пока лодка приближалась через заросли к мертвому оленю, я заметила, как один из охотников передал другому бутылку виски и они выпили, празднуя удачную охоту. Дедушка Джек увидал бутылку и перестал толкать каноэ в надежде, что угостят и его.
Медленно я отступила назад. Да, думала я, болото – красивое место, скольким замечательным животным служит оно домом, сколь привлекательна его растительность. Оно бывает и тихим, и таинственным, и звучным – это настоящая симфония природы, с лягушачьим кваканьем, птичьим пением, всплесками хвостов аллигаторов. Но болото может быть и жестоким, холодным местом, сплетенным со смертью и опасностью, с ядовитыми пауками и змеями, с плывунами и липкой, засасывающей трясиной, что подстерегает ничего не подозревающего пришельца. Это мир, где сильный пожирает слабого и куда люди приходят насладиться своей силой, глумясь над природой.
Сегодня это место было ничем не хуже любого на земле, но я его ненавидела.
Когда я вернулась, начался ливень и бабушка принялась вносить в дом наши товары. Я поспешила ей помочь. Дождь лил все сильнее и сильнее, поэтому нам пришлось поторопиться, и времени поговорить у нас не было до тех пор, пока все не оказалось благополучно убрано. Наконец бабушка достала полотенце, чтобы вытереть наши волосы и лица. Дождь громыхал по крыше, а ветер взбалтывал протоку. Мы бегали по дому, закрывая ставни.
– Настоящий ураган, – воскликнула бабушка. Мы слышали свист ветра в щелях дома и видели, как все легкое поднималось в разные стороны по дороге и лужайке. Снаружи стало очень темно. Были слышны раскаты грома, и молнии прорезали небо. Я слышала, что баки переполнялись водой, по мере того как с крыши сбегали потоки дождя и набирались в бочках. Капли падали с такой силой и так часто, что подскакивали, лишь только ударившись о ступени или маленькую дорожку перед домом. Некоторое время громыхало так, что, казалось, жестяная крыша даст трещины. Будто мы упали внутрь барабана. Наконец дождь так же неожиданно, как еще совсем недавно превратился в ливень, теперь лишь заморосил. Небо просветлело, и вскоре сквозь тучи пробился солнечный луч. От его теплого прикосновения наш дом снова стал нашим домом. Бабушка Катрин глубоко, с облегчением вздохнула и покачала головой.
– Никак не могу привыкнуть к этим внезапным ливням, – сказала она. – Когда я была маленькой, я обычно забиралась под кровать.
Я улыбнулась ей.
– Не могу представить тебя маленькой, Grandmere, – заметила я.
– Но все-таки я ею была, милая. Я, знаешь ли, не родилась такой старой, со скрипящими при ходьбе костями. – Она прижала руку к пояснице и выпрямилась. – Думаю, надо приготовить чаю. Хочется чего-нибудь теплого в желудке. Ты как?
– Пожалуй.
Я сидела у кухонного стола, пока бабушка ставила воду.
– Дедушка Джек опять нанялся проводником к охотникам. Я только что видела его на болоте вместе с двумя мужчинами. Они подстрелили оленя.
– Он был одним из лучших в этом деле, – ответила старушка. – Богатые креолы всегда стремились заполучить его, когда приезжали сюда поохотиться, и никто не уезжал с пустыми руками.
– Это был красивый олень.
Она кивнула.
– И главное – им не нужно мяса, им нужен только трофей.
Бабушка некоторое время смотрела на меня.
– Что ты сказала Полю? – в конце концов спросила она.
– Что мы не должны проводить время только в обществе друг друга, что должны встречаться с другими людьми. Я сказала, что художнице особенно это необходимо, но он мне не поверил. Я никуда не годная лгунья, Grandmere, – простонала я.
– Не самый ужасный недостаток, Руби.
– Нет, это ужасный недостаток, Grandmere, – быстро возразила я. – Этот мир построен на лжи, лжи и обмане. Более сильные и преуспевающие хорошо владеют этим искусством.
Бабушка печально покачала головой.
– Тебе так кажется сейчас, моя милая Руби, но не ищи утешения в ненависти, не нужно ненавидеть всех и вся вокруг. Те, кого ты называешь более сильными и преуспевающими, могут лишь казаться таковыми, но на самом деле они несчастливы, потому что сердца их с темным пятном, от которого они не могут освободиться и которое ранит их души. Под конец жизни им приходится особенно тяжело от сознания вечности уготованной им тьмы.
– Ты видела столько зла и болезней, Grandmere, как же можешь ты с такой надеждой смотреть на мир?