Поль удивил меня своей силой. Он буквально пронес деда по галерее внутрь хижины. Я зажгла газовую лампу – и сразу же пожалела об этом. Повсюду была разбросана одежда, пустые и полупустые бутылки дешевого виски. Койка не застлана, одеяла свисали с нее, большая часть постели валялась на полу. Обеденный стол был завален грязными тарелками, стаканами и чашками и почерневшим столовым серебром. По выражению лица Поля я поняла, что он потрясен грязью и беспорядком.
– Ему было бы лучше спать прямо в болоте, – пробормотал он.
Я привела в порядок койку, чтобы Поль смог уложить на нее дедушку Джека. Затем мы начали снимать со старика ботинки.
– Я сам это сделаю, – заявил Поль. Я кивнула и в первую очередь пошла к столу, чтобы убрать его и сложить грязные миски и кружки в мойку, но вскоре обнаружила, что та была заполнена другой грязной посудой. Пока я мыла и убирала, Поль прошелся по хижине и подобрал пустые банки и бутылки.
– Он становится все хуже, – жаловалась я и вытирала слезы. Поль нежно пожал мне руку.
– Я принесу свежей воды из бочки, – сказал он. Пока он ходил, дедушка стал стонать. Я вытерла руки и подошла к постели. Его глаза все еще были закрыты, но он что-то тихо бормотал.
– Это неправильно – обвинять меня… неправильно. Ведь она была влюблена? Тогда какая разница? Ну, скажи мне. Скажи давай.
– Кто был влюблен, Grandpere?
– Ну давай, скажи мне, какая разница. Ты возражаешь против денег, да? А? Скажи.
– Кто был влюблен? Какие деньги? Дед застонал и повернулся.
– В чем дело? – спросил Поль, возвращаясь с водой.
– Он разговаривает во сне, но в его словах нет никакого смысла, – ответила я.
– Чему же тут удивляться?
– Может… это имеет какое-то отношение к причине, по которой они с Grandmere так сердиты друг на друга.
– Не думаю, что это слишком большая тайна, Руби. Посмотри вокруг, посмотри на то, во что он превратился. Зачем он ей нужен такой?
– Нет, Поль, должно быть что-то еще. Я бы хотела, чтобы он рассказал мне, – проговорила я и опустилась на колени у койки.
– Grandpere, – я потрепала деда за плечо.
– Будь они прокляты, эти нефтяные компании, – пробормотал он. – Осушили болота и погубили осоку, убили ондатру… ей нечем кормиться.
– Grandpere, кто был влюблен? Какие деньги? – требовала я. Дед застонал и начал храпеть.
– Бесполезно говорить с ним, когда он в таком состоянии, Руби, – заметил Поль.
Я покачала головой.
– Но это единственная возможность для меня узнать правду, Поль. – Я поднялась, все еще глядя на деда. – Ни он, ни Grandmere Катрин не хотят говорить об этом.
Поль подошел ко мне.
– Я немножко убрался снаружи. Но чтобы привести это место в порядок, нужен не один день, – заметил он.
– Знаю. Нам пора возвращаться. Мы поставим его лодку у моего дома. Завтра он приплывет туда на пироге и найдет ее.
– Завтра он найдет в своей голове жестяной барабан, – сказал Поль. – Вот что он найдет.
Мы вышли из хижины и сели в шлюпку. На обратном пути говорили мало. Я сидела рядом с Полем. Он обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Совы ухали на нас, змеи и аллигаторы скользили по грязной воде, лягушки квакали, но мои мысли были сосредоточены на пьяных словах дедушки Джека, и я ничего не слышала и не видела, пока губы Поля не коснулись моего лба. Он выключил мотор, и мы скользнули к берегу.
– Руби, – прошептал он. – Так приятно чувствовать тебя в своих объятиях. Мне хотелось бы держать тебя так все время или, по крайней мере, иметь такую возможность всегда.
– Это в твоих силах, Поль, – тихо ответила я и повернула свое лицо к нему так, чтобы он мог коснуться губами моих губ. Наш поцелуй был робким, но долгим. Мы почувствовали, что шлюпка коснулась берега и остановилась, но ни один из нас не сделал попытки подняться. Вместо этого Поль крепко обнял меня, подвинулся ближе, а его губы теперь касались моих щек и нежно ласкали мои закрытые глаза.
– Я каждый вечер засыпаю с твоими поцелуями на губах.
– Я тоже, Поль.
Его левая рука нежно коснулась моей груди. Я затрепетала в ожидании. Он медленно протягивал руку, пока она нежно не обхватила мою грудь, а палец скользнул по моему трепещущему затвердевшему соску под тонкой бумажной блузкой и бюстгальтером, желая расстегнуть верхние пуговицы. Я хотела, чтобы Поль прикасался ко мне, я жаждала этого, но, как только он это сделал, за электрическим возбуждением быстро последовала струйка холодного страха, потому что я почувствовала, как сильно желаю, чтобы он сделал больше, чтобы продолжал и целовал меня в местах таких интимных, какие еще не знали чужого прикосновения. Несмотря на его нежность и искреннее выражение любви, я не могла преодолеть в своем сознании темный предостерегающий взгляд бабушки Катрин.
– Не надо, Поль, – выдавила из себя я. – Мы слишком торопимся.
– Прости, – тут же проговорил Поль и отодвинулся. – Я не хотел, я просто…
– Ничего. Если я не остановлю тебя сейчас, я не остановлю тебя и через несколько минут, и я не знаю, что мы еще сделаем.
Поль кивнул и поднялся. Я поправила юбку и блузку, застегнув две пуговицы. Поль помог мне выйти из лодки, а затем подтянул ее наверх, чтобы ее не унесло, когда приливная волна из залива поднимет уровень воды в протоке. Я взяла его за руку, и мы медленно пошли к дому. Бабушка Катрин была в доме. Мы могли слышать, как она хлопотала на кухне, заканчивая печь печенье, которое завтра утром понесет в церковь.
– Жаль, что наш праздник закончился таким образом, – сказала я и подумала, сколько еще раз мне придется извиняться за дедушку Джека.
– Я не хотел бы пропустить ни мгновения. Ведь я был с тобой, Руби.
– Твоя семья пойдет завтра в церковь?
Поль кивнул.
– И ты все еще намерен прийти к нам завтра вечером на обед?
– Конечно.
Я улыбнулась, и мы поцеловались еще раз, прежде чем я повернулась и поднялась по лестнице на переднюю галерею. Поль подождал, пока я вошла в дом, затем направился к своему мотороллеру и уехал. Как только бабушка Катрин повернулась, чтобы встретить меня, я поняла, что ей все известно о дедушке Джеке. Кто-нибудь из ее добрых друзей не смог удержаться, чтобы не сообщить первым важную новость. В этом я была уверена.
– Почему ты не предоставила полиции возможность просто отвезти его в тюрьму? Там ему самое место. Устраивать такой спектакль на глазах у порядочных людей, еще и с детьми, – покачала головой бабушка. – Куда вы его дели?
– Отвезли в хижину, Grandmere. И если бы ты видела, в каком она состоянии…
– Мне не нужно этого видеть. Я знаю, как выглядит свинарник, – заявила она, возвращаясь к своему печенью.
– Он назвал меня Габриэль, когда только увидел меня.
– Не удивляет нисколько. Возможно, он забыл и свое собственное имя.
– В хижине он много чего бормотал.
– Да? – Бабушка повернулась ко мне.
– Он что-то говорил о ком-то, кто был влюблен, и какая разница по поводу денег. Что все это значит, Grandmere?
Бабушка вновь обернулась. Мне не понравилось, как виновато она отвела глаза, когда я попыталась поймать ее взгляд. В глубине души я была уверена, что она что-то скрывает.
– Я не знаю, с какой стороны начать разбирать путаницу слов, которые производит на свет пьяный ум. Легче было бы распустить паутину, не порвав ее, – ответила бабушка.
– Кто был влюблен, Grandmere? Может, дед имел в виду мою мать?
Она молчала.
– Он проиграл ее деньги? Или твои? – продолжала я.
– Перестань искать смысл в глупости, Руби. Уже поздно. Тебе пора спать. Мы идем к ранней мессе, и я должна тебе сказать, что не ощущаю радости по поводу того, что вы с Полем отвезли этого человека на болото. Болото не место для тебя. Оно красиво на расстоянии, но это также и логово дьявола, оно смешано с такими опасностями, какие ты и вообразить не можешь. Я недовольна и Полем: незачем было тебя туда брать, – закончила бабушка.