– Тогда она просто дура! – Ордерион встал. – Раз очевидного перед собой не замечает, то и говорить ей что-либо бесполезно: обязательно найдет причины не поверить и усомниться.
– Потому что боится, что ее используют! – Рубин указала на книгу, косвенно ссылаясь на текст.
– Потому что не верит ему, но желает, чтобы он верил ей, – подытожил Ордерион. – Сама-то она о чувствах своих даже не заикается, прислуживая ему так, как ее кто-то там научил!
– Да как ты смеешь! – воскликнула Рубин, яростно глядя на него.
– Книгу почитай! Там все написано! – Он подхватил подушку и плед с дивана.
– Не было там такого! – прогремела Рубин ему в спину.
Ордерион обернулся у двери.
– Простолюдинка работала в доме дера и подавала ему еду и напитки. Так, как ее научили старшие слуги. И за треть книги, которую я прочел, эта дева не сделала ничего, чтобы самой рассказать деру о своих чувствах. Лишь краской стыда заливалась и нервно прикусывала губы, когда он слишком пристально на нее смотрел. Кто знает, возможно, она всего-то и мечтает, что стать дерой и выйти замуж, чтобы кто-то прислуживал ей самой?
– Не было у нее таких помыслов. – Рубин сжала от злости кулаки.
– А откуда ему об этом знать, когда она зависима от своего хозяина?
Ордерион открыл дверь и ушел.
А Рубин от злости топнула ногой. Намекает он ей здесь на дурость! Пусть на себя посмотрит! Если любит – язык не отвалится об этом сказать! Не пристало деве первой в чувствах признаваться. Да и не известно еще, что он испытывает к ней! У мужчин похоть часто с любовью путается. Потом похоть исчезает, и от чувств остаются одни обещания, с которыми деве всю жизнь жить. Рубин знает… Сурими рассказывала…
Помотав головой, чтобы прийти в себя, принцесса выпрямила спину и направилась принимать ванну. Крови прошли – впору траур с себя снимать. Краснеет она от его взглядов? Ничего! Больше не будет! Пусть сам краской заливается, когда она будет на него смотреть.
Глава 18
Принцесса едва успела переодеться в темно-синее платье, которое наказала принести Азагриэль, как к ней в покои нанесла визит Хейди.
Увидев жену Галлахера в дверях, Рубин тут же отправила Азагриэль вон и заперла за служанкой дверь. Хейди не приседала перед Рубин в поклонах и выглядела… растерянной и подавленной.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила ее Рубин, изучая черты исхудалого лица.
– Плохо, – прошептала Хейди. – А ты как?
– Терпимо, – натянуто улыбнулась Рубин. – Мне очень жаль.
– Мне тоже, – ответила Хейди, прошла и присела на диван. – Ответь мне, только честно, – она подняла глаза на Рубин, – это правда, что вчера Ордерион на тебя руку поднял?
Рубин обомлела от подобного предположения.
– Нет. Нет! – повторила она более настойчиво. – Я сама поцарапалась.
Хейди неодобрительно покачала головой, явно не веря заверениям Рубин.
– Следы белилами скрыла? – Хейди с сожалением глядела на нее.
Рубин по наитию прижала ладонь к щеке, на которой после сна никаких царапин не осталось.
– Я клянусь тебе, – сдерживаясь, чтобы не начать браниться, заверила она. – Ордерион здесь ни при чем.
– Галлахер тоже так считает. – Хейди разгладила складки на юбке пыльно-зеленого платья.
Этот цвет принцессе совершенно не подходил, придавая ее бледной коже такой же бледно-зеленый оттенок.
– Галлахер? – Рубин присела рядом с Хейди. – А при чем здесь…
И тут она поняла. Кажется, вчера Мира и фрейлины, повстречав Рубин в коридоре, подумали об Ордерионе плохо и начали разносить нехорошие сплетни…
– И кто Галлахеру весть о моем лице шепнул? – спросила Рубин.
– Ее величество и ее верные фрейлины встретили тебя и крайне обеспокоились твоим здоровьем. Решили, что его величество и все придворные должны тебе посочувствовать.
– Вот же дрянь, – прошипела Рубин.
– Тш-ш-ш… – Хейди коснулась ее руки. – Не в замке. Я пришла к тебе с просьбой.
– Говори.
– Прогуляйся со мной по городу, пожалуйста.
– Боюсь, что меня не выпустят. – Рубин сочувственно погладила Хейди по руке.
– Без меня – нет, – прошептала Хейди. – Но и мне без тебя не выйти.
Взгляд принцессы, направленный в сторону окна, напугал Рубин. Он не был пустым. В нем плескалась боль. Будто птица, запертая в клетке, Хейди хотела вырваться на волю, еще не понимая, что даже за пределами замка никакой воли для нее не существует. Брачные узы навек приковали ее к мужу и его королевской семье невидимыми цепями. И разорвать их была способна лишь смерть.
– Я спрошу разрешения у Ордериона, – пообещала Рубин. – Если он отпустит меня на прогулку с тобой, с радостью составлю тебе компанию.