От злости у отца вспыхнули глаза кармином. Поверенный, не обращая на это внимания, продолжил:
— Ее Высочество не желает наносить вам оскорбление своим присутствием за столом в платье простолюдинки, которое для нее принесли.
— Что ей принесли?
— Платье простолюдинки, мой Повелитель.
— И чья эта проделка? — губы отца изогнулись в ехидной усмешке, а глаза вернули привычный карий цвет.
— Приказ отдала Ее Величество, королева Мира.
Отец повернул голову и ласково улыбнулся супруге. Та, заметив этот жест, доверчиво улыбнулась в ответ. Король снова обратился к поверенному:
— А девчонка умна. Топать ножкой не стала. Что ж, пусть ей принесут ее вещи. Или не ее, — задумался Луар. — Ладно, пусть возьмет вещи принцессы Рубин. Заодно и посмотрим, как они на ней сидят. Свободен, — махнул рукой король и развеял щит.
Поверенный удалился, а Ордерион продолжал стоять у стола.
— Садись, — отец указал на стул. — И сделай вид, что ничего не понял.
— Как прикажете, Ваше Величество, — ответил Ордерион и сел.
Общее напряжение снял Галлахер, когда завел тему про приготовления к приезду делегатов из Турема. Ордерион ел и внимательно слушал. Кого где посадят за общим столом. Сколько человек будет присутствовать на обсуждении договора, их статусы и имена. Сколько воинов останутся охранять делегатов, а сколько будут за ними шпионить. Кого из шлюх посадить за стол во время поминального ужина и в какие комнаты отправить, чтобы качественно обслужили.
При упоминании имен этих опытных работниц королевства, лицо Хейди побледнело. Она протянулась к кубку с ягодным напитком и спряталась за ним, делая вид, что пьет.
Ордерион заметил, как Галлахер, продолжая говорить с отцом, опустил руку под стол. Он явно коснулся не то бедра, не то колена Хейди, от чего щеки девы моментально порозовели.
Ордерион перевел взгляд на Миру. И неожиданно обнаружил, что та на него смотрит. Не по-доброму, а со злостью, да такой, что того и гляди подскочит и вцепится ему в шею, чтобы придушить. А все почему? Потому что Ордерион не страдает от ее предательства, а собирается жениться на красивой туремской принцессе? Или потому, что он спит с этой принцессой, хотя до свадьбы Рубин могла бы ему отказать…
«Ох, Мира, зря ты из себя невинность корчила, пока за нос водила. И весьма быстро о ней позабыла, когда решила перед королем на колени встать… Интересно, перед кем ты еще на коленях по жизни стояла? И что позволяла делать с собой, чтобы девственность потом подороже продать?»
Ордерион никогда не считал девственность величайшей ценностью. Можно быть девственницей и шлюхой при этой. А можно быть вдовой и при этом девственницей… Но все же он был рад, что Рубин оказалась нетронутой. И вдвойне рад, что он — первый и, дай боги, последний ее мужчина.
— Прошу меня простить за опоздание, — услышал он голос той, о ком думал, и обернулся.
«Нельзя быть настолько красивой в траурном платье!»
Ордерион встал, приветствуя Рубин. Галлахер тоже. Отец остался сидеть.
Рубин воспроизвела отточенный и элегантный книксен, после чего подошла к общему столу, останавливаясь у свободного стула рядом с Ордерионом. Ее платье из черной органзы, украшенное плетением еще более черных вышивок, действительно могло принадлежать только принцессе: слишком скромное для королевы, но непозволительно дорогое для обычной деры. Рубин резким, но ловким движением руки поправила шлейф, тянущийся следом, и вопросительно взглянула на Ордериона.
Он забыл! Он засмотрелся и забыл, что в отсутствии рядом слуг должен отодвинуть для нее стул. Ордерион дернулся к ней, как мальчишка, и вцепился в резную спинку.
Отодвинул. Рубин кивнула, намекая, что благодарит его, но при этом не озвучивая фразу, и грациозно присела, совершенно очаровательным образом выгибая при этом спину, по которой рассыпались ее длинные бело-золотые волосы.
И снова Ордерион замешкался. Галлахер даже откашлялся, призывая брата собраться с мыслями и перестать чудить.
Ордерион вернулся за стол и тут же снова взглянул на Рубин, которая в молчании вопросительно глядела на… Галлахера.
— Мой сын, принц Галлахер, — каким-то странным сдавленным голосом произнес отец и указал на брата рукой.
— Ваше Высочество, — Рубин кивнула.
— И его супруга принцесса Хейди, — добавил отец, перемещая руку к кувшину с вином.
— Ваше Высочество, — тихо повторила Рубин.
Галлахер и Хейди кивнули в ответ.
Рубин
Не ожидала она увидеть Ордериона в наряде повелителя силы маны. Его белый плащ с капюшоном был подпоясан темно-коричневым ремнем с квадратной пряхой и едва достигал щиколоток. Из-под него проглядывали складки багрово-коричневого платья-рясы, которые почти касались пола. Почти. Вверху у капюшона был заметен белый накрахмаленный воротник-стойка, оплетающий шею до кадыка, словно ошейник.
Рубин словила себя на мысли, что Ордериону это облачение очень подходило. Не то ему шла игра контрастов белого и багрово-коричневого, не то он просто выглядел более опасным, чем обычно, что лично в ней вызывало вовсе не страх, а предательское возбуждение.
«Стоп! — сказала она сама себе. — Хватит! Лучше подумать о том, почему Ордерион выглядит хуже, чем утром. Это сила берет верх или… он скрывает от остальных, что выздоравливает?»
Тем временем тишина затянулась. Отсутствие слуг в столовой для Турема было явлением редким. К этому шагу отец прибегал, когда хотел обсудить семейные дела без посторонних ушей. Уши в это время находились где-то за дверями. За одной из таких трапез отец сообщил Рубин, что она выйдет замуж за принца Атана. Интересно, сейчас королевская семья Инайи будет обсуждать ее брак с Ордерионом или повременит касаться этой темы, учитывая, что делегация из Турема еще не приехала, и договора, как такового, нет?
Рубин снова взглянула на Галлахера. Старший принц унаследовал от отца черный цвет волос с прядями более яркого, чем у Ордериона, красного цвета. Черты его лица были достаточно суровыми. Между бровей уже появились первые морщины, да и в уголках карих глаз тоже сияла россыпь из мелкой сетки. А ведь этому мужчине не было и тридцати лет… Карие отцовские глаза Галлахера смотрели с опаской. Прямой узкий нос и аккуратный подбородок тоже достались от старшего родственника, а вот полные губы и ямочки на щеках явно принадлежали не королю. «От матери, наверное», — подумала Рубин и перевела взгляд на Хейди.
На вид той было около двадцати пяти. Окажись инайка на пиршестве в туремском замке под личиной обычной деры — сидела бы где-то в стороне вместе со «старыми девами» и с завистью смотрела на более молодых и красивых. Рубин никогда не судила дев по красе лица, но понять, что же вполне привлекательный Галлахер нашел в этой худой, угловатой девушке, очень хотелось. Возможно, слухи не были преувеличены и имел место некий подлог с юни влюбленности?
Лоб Хейди казался слишком высоким. Его можно было бы обрамить красиво уложенными прядями иссиня-черных волос, но принцесса заплела их в тугой жгут на затылке, отчего кожа у висков буквально натянулась. Широкие и густые брови Хейди грозно нависали над ярко-синими глазами и казались чересчур большими. Пожалуй, повезло Хейди только с носом: он смотрелся весьма элегантно и по праву мог считаться эталоном скромности, а вот узковатые губы будто терялись на ее выбеленном лице. «Мелкая, худая и бровастая» — так бы охарактеризовала Хейди Рубин в былые времена… Во времена, когда считала, что родиться красивой — самый ценный подарок богов.
Заметив на себе пристальный взгляд, Хейди сощурилась в ответ. Лицо девушки моментально изменилось. Появилось в ее взгляде что-то такое… вызывающее, как будто предупреждение: «попробуй зацепи, и я поквитаюсь». Рубин наживать себе врагов в замке не спешила и приняла решение дружелюбно улыбнуться. Сработало! Хейди расслабилась и едва заметно улыбнулась в ответ. Черты ее лица стали мягче и возникло чувство, что перед Рубин некто, кто вряд ли станет намеренно вредить. «Удивительно, как быстро она меняется» — подумала Рубин и вздрогнула, когда услышала голос короля.