Рубин вернулась к столу с книгами и указала на ту, в которую заглядывала:
— На каком это языке?
— На языке ордена Повелителей силы, — пояснил Ордерион и подошел к ней. — Он был создан из сочетания слов и звуков всех четырех королевств Великого континента, но имеет свой алфавит.
— Не знала, что повелители силы используют какой-то свой собственный язык, — удивилась она. — А о чем эта книга? — Рубин указала на ту, в которую заглянула первой.
— О мане. — ответил Ордерион.
— А та, — указала на вторую.
— Они все о мане, — опередил дальнейшие расспросы Ордерион. — О ее источниках, расположенных глубоко под землей, о свойствах маны и возможностях ее применения. Но все эти книги описательные. Они не содержат ответов на вопрос «почему?».
— А есть книги, которые содержат? — Рубин коснулась пальцами свитка, исписанного красивым почерком.
— Их немного и все оригинальные рукописи хранятся в Небесном замке ордена Повелителей силы.
— Ты их читал? — спросила Рубин.
— Только выдержки из них, доступные таким, как я.
— Таким, как ты? — удивилась Рубин.
— Все знает только Верховный повелитель силы. Приближенные к нему повелители обладают фрагментами этих знаний. Всего в ордене есть четыре трактата, содержащих все сведения о мане, собранные за века: «О месторождениях маны», «О формах маны», «О влиянии маны» и трактат «О мирах и времени». У этих книг есть по одной копии, которую берегут у себя уполномоченные для этого гонцы смерти. Их имена известны только Верховному повелителю силы и им самим, входящим в круг «хранителей знаний». Если что-то случится с оригиналами трактатов четырех книг, уполномоченные гонцы смерти должны обеспечить преемственность знаний в поколениях повелителей силы.
Рубин повернулась лицом к Ордериону.
— Задача хранителей копий этих книг только в обеспечении преемственности знаний. Но тогда зачем держать их имена в секрете?
— Сама ответь на свой вопрос, — попросил Ордерион.
— Только Верховный повелитель силы имеет доступ ко всем знаниям сразу, — начала рассуждать Рубин. — Задумай он нечто нехорошее, кто сможет его остановить? Не эти ли уполномоченные хранители копий, которые могут собраться вместе и поделиться недостающими знаниями друг с другом?
— Процесс этого созыва называется «Вотум Недоверия». Его могут инициировать либо сами уполномоченные хранители знаний, или другие гонцы смерти, но в количестве не менее десяти человек.
— То есть Вотум Недоверия — это не сам заговор против Верховного повелителя силы, а процесс объединения знаний, который проводится против его воли или желания? — удивилась Рубин.
— Именно, — кивнул Ордерион. — В последний раз Вотум Недоверия члены ордена приняли сто два года назад, и тогда повелители силы, вооружившись всеми знаниями о мане, практически уничтожили орден в междоусобной войне за власть и господство. Больше в истории ордена таких примеров не было.
— Знание как оружие, — прошептала Рубин.
— Оружие, которое способно уничтожить весь мир, — добавил Ордерион. — Поэтому им обладает только один человек, которому остальные доверяют.
— Или попросту боятся, потому что лишь он один хранит эти знания, — закончила мысль Рубин. — Что сделает со Светом Звезды Янтарный Сокол, если узнает о его желании вынести «Вотум Недоверия»?
— Убьет, — ни секунды не сомневаясь, ответил Ордерион. — Мне неведомы имена гонцов смерти из «круга хранителей знаний», но я могу заставить их вынести «Вотум Недоверия». Для этого необходимо привлечь на свою сторону еще девятерых гонцов смерти.
— Девятерых, — повторила Рубин и сделала шаг назад. — Выходит, что сам ты при этом — гонец под номером десять?
— Второе имя повелитель силы маны может получить только при посвящении в гонцы смерти, Рубин.
Они прижала пальцы к губам и еще на шаг отступила от Ордериона.
— Ты и мой отец… и Луар, — она подняла на принца испуганный взгляд, — убиваете других повелителей силы?
— У каждого из нас своя роль, Рубин. И мы либо соглашаемся с ней, либо другие гонцы смерти убивают нас.
Он отошел и запустил в воздух своих золотых бабочек. Они разлетелись по сторонам, и Рубин закрыла лицо руками, опасаясь, что рой снова нападет на нее. Однако этого не произошло. Бабочки кружили по помещению, садясь на стены и некоторые из ящиков, и казалось, что до Рубин им вообще не было дела.
— Я установил на коже твоего затылка юни изменений, оберегающую тебя от маячков, определяющих волнения маны, — Ордерион поднял каменную руку и на серые пальцы село несколько бабочек. Они активно махали крылышками, с которых сыпалась золотая пыль. — Без этой юни рой маячков снова бы полетел исключительно к тебе.
Рубин коснулась затылка, но ничего не почувствовала.
— И когда ты ее установил? — спросила она.
— Подозреваю, что самую первую изменяющую юни на тебя установил твой отец. По-другому вряд ли бы ему удалось столько лет скрывать твой дар от остальных. Когда в лесу по дороге на заставу с тобой приключилось несчастье, твое тело, скорее всего, выкачало из изменяющей юни всю ману, и та слетела. Свою изменяющую юни я закрепил на тебе в поле, где ты умерла. Твое тело внезапно засветилось и стало восстанавливать себя. Ты сделала вдох и продолжила дышать. Я знал, что вскоре ты придешь в себя, и установил на твоем затылке юни, чтобы никакие поисковые маячки не смогли обнаружить твой дар. Второй раз мне пришлось сделать то же самое в склепе, где мы с Галлахером обнаружили тебя и Хейди.
— Я умерла в склепе? — в ужасе воскликнула Рубин и прижала пальцы к губам.
— Нет. Ты отдала слишком много сил, спасая Хейди, и попутно выкачала всю ману из своей юни на затылке. Мне пришлось ее обновить, но Галлахер все понял, Рубин. Он знает наш с тобой секрет.
— И что теперь будет?
— Галлахер дал мне слово, что никому ничего не расскажет. Даже своей супруге, — добавил Ордерион.
— А если он не сдержит слова?
— У меня нет оснований не доверять брату, Рубин.
— Атану ты тоже верил, — со злобой прошипела она.
— Мне Атан в жизни ничего плохого не сделал, — повысил тон Ордерион. — Наоборот, когда все начали меня чураться, рядом остались только братья, которые поддерживали! Я не знаю, когда Атан стал таким, каким увидела его ты. Белая пыль тому виной или просто я был слеп, но Галлахер — не Атан. Среди нас троих он — самый сдержанный и разумный.
— Настолько разумный, что вопреки воле отца женился на Хейди, а теперь лишился ребенка и едва не потерял жену?
— Остановись, — Ордерион сделал предупредительный жест рукой. — Ты впадаешь в слепую ярость, а это для таких, как мы, опасно!
— А не опасно ли говорить обо всем этом здесь?! — Рубин едва ногой не топнула, чувствуя, как закипает внутри и не может унять этот непонятный гнев.
— На стенах этой лаборатории установлены защитные юни. Никто за ее пределами не знает, что здесь происходит.
— Рада слышать! — закивала Рубин. — Если мы с тобой внезапно решили поделиться тайнами, тогда ответь и на мой вопрос о несчастье, изменившем твой облик в прошлом.
— Я не хочу об этом говорить, — Ордерион резко отвернулся и отошел в другой конец помещения.
Провел ладонью по стене, и вся она засветилась золотым, пока не исчезла. Там была спрятана настоящая библиотека с книгами. Свитки лежали стопками на отдельных полках, на других стояли разные по толщине книги.
— Здесь находятся книги о мане, которые мне и моему отцу дозволено читать, — глядя на ряды стеллажей перед собой, произнес Ордерион.
— Что произошло с тобой в прошлом, — стояла на своем Рубин, даже не делая попыток подойти и взглянуть на фолианты, хранившие знания, о которых ей ничего не было известно.
— Я был слишком юн и глуп, — ответил Ордерион и обернулся к ней. — Это — он поднял каменную руку, — цена глупости, а это — указан на свое лицо — расплата. Ты видела, как изменяется мой отец, когда теряет контроль над собой. Мана берет верх и проявляет себя. Но эти изменения моментально исчезают, когда отец берет себя в руки. Гнев — самая опасная эмоция для повелителя силы. Твоя ярость способна не только уничтожить юни изменений на твоем затылке, но и учинить мощный выброс маны. После такого выброса жизнь повелителя силы необратимо меняется. Каждый пульсар, созданный мной, каждый эксперимент, проведенный здесь, позволяет моей мане все дальше и дальше пожирать мое тело, ставя на нем метки силы, как рубцы. То, что видишь на моей коже — лишь внешние проявления. Когда изменения коснутся центра жизни в груди — я погибну. Да, ты лечишь меня. Освобождаешь от этих рубцов и избавляешь от последствий одной моей глупости. Но я не уверен, Рубин, что случись выброс с тобой, ты с той же легкостью сможешь излечить себя сама. Целители, которых видел я, погибали. Не рискуй. Не позволяй злости и гневу брать верх.