Эта дева вне сомнений была точной копией фрейлины, которая только что исчезла у всех на глазах.
Рубин
Рубин, не моргая, смотрела на пульсар, застывший в сажене от ее лица. Повелителей силы маны она знала всего двоих. Первая владелица таких способностей совершила покушение на отца Рубин, в результате чего принцесса осталась без матери. Вторым обладателем дара был ее отец — король Туремы. Рубин и ее сестрам дара не досталось. Кто-то считал это благодатью, ведь обладать силой и уметь ее контролировать — не одно и тоже. Но глядя на пульсар, Рубин очень жалела, что никак не могла от него защититься.
Она покосилась на лысого здоровяка, который держал в руке кинжал, и тут же перевела взгляд на длинноволосого инайца. Он стоял поодаль и с опаской взирал на нее в ответ. За его спиной располагался опаленный пятачок пространства с почерневшими стульями и столом. По меткам силы на руках инайца Рубин и определила, что владельцем пульсара являлся именно он.
— Ерион? — спросила Рубин, повторяя имя, которым окликал длинноволосого здоровяк.
— Дер Ерион, — поправил тот, и Рубин прищурилась.
«Кто в здравом уме станет отмечать свой титулованный статус в такой щекотливой ситуации? — подумала Рубин. — Инайцы, кто же еще!»
— А вас как звать? — тем временем спросил незнакомец, даже не думая прятать свой прелестный пульсар.
— Дера Су́рими, — соврала Рубин и мельком взглянула на доску трактирщика, висящую на стене.
Именно именем фрейлины она и представилась, когда вышла с поднятыми руками из леса прямо к заставе. И неважно, что Сурими погибла. Рубин опасно признаваться, что она принцесса Турема. Одна на чужих землях без протекции и защиты… Слишком влиятельная фигура, которую можно похитить и просить потом выкуп. Служанкой тоже притворяться было нельзя. Слишком низкий статус мог поспособствовать искушению местных мужчин воспользоваться ее уязвимостью. Кроме того, любую служанку от деры несложно отличить по одежде и мозолистым ладоням. В такой ситуации выдать себя за фрейлину принцессы — лучшее решение. Фрейлина — это всегда дера, уважаемая дева в обществе, чаще с состоянием за плечами, чем без него. Фрейлину вряд ли станут насиловать или пытать, опасаясь возмездия от более влиятельных родственников и друзей деры. Даже если на кону информация о жизни или смерти принца целого королевства…
— Дера Сури́ми, — повторил инаец — владелец пульсара.
— Су́рими, — поправила она. — Если уберете свою «лампу», я спрячу клинок.
Инаец хмыкнул. Видимо, шутка про лампу ему пришлась по нраву.
— Игрушку свою в ножны верните, и я погашу, — он улыбнулся уголками губ, — свою «лампу».
Рубин не спорила. Медленно спрятала кинжал, а инаец, как и обещал, погасил пульсар.
Рубин только хотела уточнить, чем обязана такому «радушному» приему, как в таверну начали вбегать воины один за другим. Они быстро обступили принцессу и направили в нее острия своих мечей.
— То есть все вы ждали, когда исчезнет пульсар? — громко спросила она.
— Опустите оружие и на выход, — отдал приказ длинноволосый, и мужчины высыпали из таверны на улицу с той же прытью, с которой ввалились в нее.
— А говорят, что инайские воины бесстрашные, — не удержалась от колкости Рубин.
— А еще говорят, что деры Туремы обучены манерам, — с непроницаемым выражением лица добавил Ерион.
Рубин словесный вызов приняла, но с ответным ударом решила повременить. Не каждый же день кто-то из мужчин позволял себе роскошь говорить с ней на равных. Обычно ей либо кланялись и заискивающе заглядывали в глаза, либо отдавали приказы, как отец или, например, уже покойный супруг.
Вспомнив последнего, Рубин вздрогнула.
— Предлагаю присесть, — Ерион указал на один из столов, где стояли миски с недоеденной едой, — и спокойно поговорить.
От слова «спокойно» у Рубин внутри все похолодело. Ей бы сейчас в истерику впасть или хотя бы слезу пустить, но принцесса отчаянно держала себя в руках и старалась ничем не выдать упадок духа.
Ерион тем временем убрал со стола посуду, переставив ее на другой стол, и выдвинул стул для Рубин, как и положено деру.
Она присела и по привычке вскинула подбородок. Затем опомнилась и поубавила степень надменности с высот принцессы до уровня фрейлины. Ерион тем временем кивнул лысому громиле, который до сих пор не спрятал клинок. Тот переместился к доске, где мелом было написано «Сурими», и быстро стер имя.
Рубин предпочла оставить этот жест без внимания. По крайней мере до тех пор, пока не поймет, почему при ее появлении на заставе воины так всполошились и сразу же попросили проследовать в таверну.
— Возможно, вы хотите чего-нибудь выпить? — поинтересовался Ерион.
— Горячий напиток, — кивнула Рубин. — Малиновый, если есть.
Ерион снова кивнул лысому громиле, и тот скрылся с глаз за дверью между стойкой трактирщика и боковой лестницей.
Рубин перевела взгляд на Ериона и поняла, что тот без стеснений ее рассматривает. Внимание этого инайца казалось ей абсолютно бесцеремонным, даже больше: оно заставляло ее чувствовать себя неуютно, возможно, слишком неуютно для той, что сейчас вполне одета и перепачкана грязью…
Будь Ерион простолюдином, такое неуместное поведение с дерой можно было бы объяснить отсутствием манер. Но он все-таки титулован при инайском дворе и правила этикета должен знать. Рубин напряглась и свела брови в прямую линию, демонстрируя недовольство. Не подействовало. Взгляд инайца явно мог топить лед.
Тогда Рубин вскинула брови и отплатила нахалу той же монетой: вцепилась в него хищным прищуром, нагло рассматривая каждую из черт лица почти красивого мужчины. Почти, потому что гармонию высокого лба, идеального разлета густых бровей, выразительных карих глаз и аккуратного подбородка чудовищным образом портил длинный нос. Сделать бы эту часть лица покороче да кончик поуже — и инаец сразу бы стал похож на одного из тех деров, что дни напролет проводили в праздности и жили за счет приданого своих некрасивых жен. Да, если бы не нос, стал бы Ерион писаным красавцем и женился удачно, чтобы не зарабатывать на хлеб, охраняя чужой покой на заставе. Но даже в этом статусе и в своем скромном черном кожаном наряде с нелепыми белыми башнями на груди, инаец вызывал в Рубин гораздо больше странного первобытного смятения, нежели пьяный и голый супруг.
«Нынче покойный», — добавила про себя Рубин.
— Дера Сурими, — голос Ериона прервал их немую схватку, — расскажите, пожалуйста, что с вами случилось.
— Сначала я бы хотела узнать, что произошло здесь, — Рубин указала на опаленный столик за спиной инайца. — И почему вы осмелились угрожать мне пульсаром?
Ерион скривил губы в кривой усмешке и неопределенно хмыкнул.
— Дело не в вас, дера Сурими. Я приношу извинения за столь опрометчивый и постыдный поступок, — он прижал ладонь к груди и слишком рьяно кивнул, из чего Рубин сделал вывод, что инаец попросту издевался над ней.
Безусловно, она осознавала, что он ее не боялся, ведь повелители силы маны опасались только других повелителей силы маны из их собственного ордена. Но избавиться от образа принцессы, вбиваемого с малых лет, оказалось гораздо сложнее, чем виделось самой Рубин. Она мысленно сделала себе замечание за несдержанность и вновь примерила на себя роль фрейлины.
— Это вы простите меня, — Рубин старалась говорить как можно мягче. — После того, что я пережила в том лесу, увидеть перед собой пульсар — не лучшее продолжение моей истории.
Из-за спины появился лысый помощник инайца и поставил перед Рубин чашу с горячим напитком. Она поблагодарила его за старания и тут же сделала глоток. Малиновый, как и просила, и с ноткой какого-то сладкого травяного ликера. Ну и пусть. Будь ее воля, она бы попросила подать ей «успокоительное» в отдельной посуде.