Вспышка света. Огонь в давней лондонской ночи. И немедленно снова возник страх.
– Пэйджен! О Боже! Нет... я не могу...
– Да, Циннамон. Ты можешь намного больше. Теперь, когда ты пылаешь огнем для меня. Теперь, когда я вижу, что наслаждение захватывает тебя целиком.
Его ищущие ловкие пальцы продвинулись глубже, его зубы мучительно ласково завладели затвердевшим соском. Когда она выгнулась, Пэйджен встретил ее низким гортанным шепотом, опалившим ее и без того горящую кожу. Когда она застонала, он поймал этот звук своими приоткрытыми губами.
– Тебе нравится, Циннамон?
Ее ответом был только слабый сдавленный крик, сорвавшийся с губ. И когда рука Пэйджена стянула с нее бриджи, Баррет изогнулась под ним, охваченная беспокойным безумным огнем, в безмолвной мольбе о чем-то, чего она не могла назвать, не могла вспомнить, возможно, никогда не знала раньше.
Но тусклые видения упорствовали, снова и снова возвращаясь назад. Внезапно Баррет увидела холодную вспышку света газовых фонарей. Украшенную драгоценными камнями морду серебряного дракона, который злобно смотрел с застежки тяжелого кожаного пояса. Вот пояс взметнулся вверх, потом снова и снова, и боль взорвалась в ее теле.
Господи, нет. Хватит! Почему они не оставят ее в покое?
Она напряглась, закричала и чуть было не вырвалась, если бы руки Пэйджена и его массивное тело не удержали ее на покрытой мхом плите.
– Не сопротивляйся, Циннамон. Не борись с этим огнем между нами. Попробуй его. Наслаждайся им, ведь он поддерживает землю, зажигает солнце, луну и все звезды на небе. Этот священный огонь не оставляет места ни смерти, ни призракам, ни забвению, ни воспоминаниям.
И тогда Пэйджен стал двигаться в неторопливом прекрасном ритме, и его движения смели последние осколки ее рассудка. Снова и снова он повторял свой натиск, а Баррет вздрагивала, не ощущая ничего, кроме его прикосновений, ее кожа заблестела от легкой испарины, смешавшейся с брызгами водопада.
Пэйджен причинял ей приятную боль, заставляющую гореть ее кровь и каждый мускул. Охваченная огнем желания, Баррет неистово извивалась, постигая бесконечную красоту, которую он предлагал ей. И под его опытными руками Баррет впервые в жизни почувствовала себя красивой, тело ее натянулось как струна и запело.
Как он научился всем этим запретным вещам? Какой таинственной властью он обладает, чтобы заставить ее почувствовать такое желание, чтобы заставить ее потерять рассудок? Баррет уже ощущала первые признаки ослепительного восторга.
– Господи, Пэйджен, я... – Она напряглась и застонала, как только первые мягкие волны наслаждения возникли в ее теле. – Нет, не надо!
– Да, Циннамон. Сейчас. Сейчас, когда я вижу твое возбуждение. Когда я могу показать тебе твой рай.
Его лицо склонилось вниз, и он принялся настраивать ее тело, как совершенный инструмент, губами, языком и искусными пальцами. Много раз Пэйджен шептал ее имя, и в его шепоте звучали и робкая просьба, и жесткое требование.
Тусклые и темные видения обступили Баррет. Они снова были здесь, совсем близко. Но что-то не давало ей рассмотреть их, что-то удерживало ее от воспоминаний. Почему она до сих пор не обнаружила их? Почему они всегда рассыпались и исчезали, как мираж, возникший в горячем воздухе?
– Почувствуй это, Angrezi. Сосредоточься на своем желании. И тогда ты сможешь. Подумай о зимней ночи. Подумай о снежинках, кружащихся под газовым фонарем, когда взбесившиеся лошади проносятся мимо. Подумай о мужчине... о мужчине, который слишком долго оставался один и убегал от своего прошлого.
Теперь они были близко, так близко. Каждое его слово пробуждало новые видения.
– Подумай о мужчине, который нашел свой рай, чтобы потерять его в ту же самую ночь.
У Баррет перехватило дыхание, как только она услышала пронзительную боль и сожаление, уже не скрываемые Пэйдженом. Больше всего на свете она хотела вспомнить.
Волна наслаждения окатила ее ослепляющим серебряным потоком, и ее сопротивление было окончательно сломлено. Она сказала себе, что это случилось, потому что он спас ей жизнь. Потому что она нуждалась в его силе и защите в этом мире бесконечных опасностей. Потому что он был ласков и заботлив с ней. Баррет сказала себе все, кроме правды, а на самом деле она сдалась, потому что любила этого мужчину и хотела его больше всего на свете.
Ее тело, волна за волной, потрясали судороги экстаза. Раз за разом наслаждение вспыхивало и угасало, приводя ее в ярость, разрывало ее на тысячу частей и кружило их, как облетевшие лепестки в струях водопада. В экстазе она выкрикивала имя Пэйджена, произнося его снова и снова, без конца. Она кричала от любви, не думая ни о чем.
Пэйджен заботливо нагибался над ней и ловил ее крики своими губами, его глаза светились силой, ликованием и огнем. И пока он благоговейно наблюдал за ней, Пэйджен мог бы поклясться, что воздух наполнился ароматом гиацинтов, проливающих свою сладость в последние жаркие минуты уходящего дня.
Глава 37
Пэйджен медленно обнял ладонями ее щеки и поднял голову, отодвигая спутанные волосы с лица. Его движения были неторопливыми, ласковыми и бесконечно бережными. Баррет открыла глаза. Румянец вспыхнул на ее щеках. Ее глаза потемнели от не до конца улегшейся страсти. Страсти, которую он воспламенял так мастерски и изысканно.
– Помоги мне, Пэйджен. Я... я не хочу больше просыпаться ночью, дрожа от темноты и утерянных воспоминаний. – Ее руки сами поднялись ему на плечи, и Баррет судорожно сжала их. – Боже, я устала... так устала чувствовать их где-то поблизости – всегда безликие, всегда готовые исчезнуть. И как бы я ни пыталась, я никогда не могу догнать их. А если я этого не сделаю, я...
Пэйджен привлек ее к себе. Видя ее смятение, он ждал, чтобы она успокоилась. Голова Баррет медленно склонилась, пока ее лоб не прислонился к его груди. Ее слова звучали приглушенно:
– Иногда я думаю, что окончательно сошла с ума. Что... что все это сон, и я проснусь в любую минуту. Только я никогда не просыпаюсь. И боль не уходит.
Вот и ее признание, решил Пэйджен. Он не собирался овладеть ею, по крайней мере не так, как она ожидала. Не так, как он сам страстно желал. Нет, он собирался только заставить ее вернуться к прошлому и услышать ответы, которые она найдет, пока она была возбуждена и не владела своими чувствами в порыве прекрасной страсти.
Потому что между ними стояла клятва. Клятва, данная им очень давно, когда кровавая буря Канпура бушевала вокруг него. И Пэйджен повторил эту клятву совсем недавно, за несколько мгновений до рычания тигра, раскатившегося по холмам. Потому что она была не такой, как все остальные. Потому что она не была одной из его случайных подружек, просто партнершей в постели. Потому что она имела право ожидать от него больше, чем он мог дать.
Но здесь, на этой тихой поляне, когда его кровь еще была взбудоражена ее спасением, Пэйджен забыл о клятвах, забыл обо всем, кроме тоскливой боли в растерянных глазах Баррет, где он мог видеть и ее желание, отражавшее его собственные чувства.
Пэйджен шумно выдохнул. Он возненавидит себя завтра. А может, и раньше. Но, так или иначе, он вырвет этот миг наслаждения из жестоких рук судьбы и унесет его с собой навсегда.
– Тогда давай начнем сначала, маленький сокол. С огня и нежности.
Баррет почувствовала, что он отвел ее руку в сторону. В следующий момент ее обнаженная грудь почувствовала тепло его мозолистой ладони. На этот раз застонал Пэйджен.
«Прекрасно. Нет, замечательно...»
Наверное, она произнесла эти слова вслух, потому что Пэйджен тихонько рассмеялся и наклонился, его губы пощекотали шелковый изгиб ее уха.
Разумная часть рассудка Баррет велела ей оттолкнуть его и убежать, пока еще не поздно. Но Баррет слишком долго чувствовала холод, слишком долго была в одиночестве, и она была близко, так близко к смерти.