– Да, но и ты никогда еще не подвергался такой опасности из-за вооруженных туземцев, леопардов и пуль бандитов, как мне кажется. – Резкий акцент его речи смягчался приветливой улыбкой.
– Проклятие, они чуть не достали меня на этот раз. – Голос Пэйджена стал напряженным. Он собрался было продолжить, но остановился, увидев, что морщинистое лицо Хадли нахмурилось.
– Что это, черт побери... – Старик заморгал и протер глаза. – Женщина, если я еще не сошел с ума! Боже, женщина?
Пэйджен напрягся, почувствовав присутствие Баррет у себя за спиной, как будто она прикоснулась к нему. Воздух вокруг него внезапно стал теплее и наполнился прекрасным слабым ароматом жасмина. Лицо Пэйджена превратилось в неподвижную задумчивую маску.
– Хадли, поприветствуй... э-э-э... мисс Браун. Ты можешь называть ее Баррет, поскольку мы здесь не соблюдаем официальных условностей. Она останется у нас в течение нескольких дней, пока я не смогу предоставить ей охрану для путешествия в Коломбо.
– Милосердный Бог, Тигр, где ты... То есть ты никогда не говорил мне ни слова о... – Шотландец оборвал себя на полуслове, встряхнув головой, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли. – Конечно, Тигр. – Он протянул огрубевшие скрюченные пальцы, и Баррет автоматически пожала их.
– Мисс Браун, я имею удовольствие представить вам полковника Адриана Хадли. Он проводит вас в ваши комнаты и окажет всевозможную помощь, если вам что-нибудь потребуется.
Хадли обратился к Баррет:
– Пойдемте, моя дорогая. Я провожу вас. И прослежу, чтобы вы получили единственную цивилизованную комнату в этом большом языческом дворце, построенном по настоянию Тигра. Мавританские арки! Памятник его колоссальному тщеславию, вот что я думаю по этому поводу. Да, этот парень обладает тщеславием, сравнимым только с его упрямством.
Полковник похлопал по замерзшим пальчикам Баррет, предложил ей свою руку и повел в дом.
– Вам холодно, моя дорогая? Меня это не удивляет. Оставьте прогулки по холмам перед рассветом молодым глупцам с горячей кровью. Прекрасный способ подхватить малярию!
Баррет хмурилась, чувствуя себя как в калейдоскопе, где изображения с головокружительной быстротой сменяли друг друга. Дружелюбие и обыденность смешивались с ошеломляющей сдержанностью. Пока Баррет и полковник проходили по коридорам, отделанным полированным тиком и розовым деревом, она чувствовала, что красота дома, подобно наркотику, проникала в ее кровь. Даже воздух здесь был мягким и благоухал лимоном, камфарой и сандаловым деревом. Так чудесно, подумала она. И так незнакомо... Она вздрогнула, поняв, что ее провожатый не перестает говорить с ней.
– ...Ничего, кроме отдыха, моя дорогая. Без сомнения, вам захочется... – Здесь Хадли сердито закашлялся. – Освежиться и все такое. Я пришлю Миту, чтобы позаботиться об этом. А потом вы должны хорошенько отдохнуть.
Губы Баррет задрожали от усилия сохранить контроль над своими мыслями. Бесконечная болтовня полковника о всяких пустяках казалась ей одновременно и успокаивающей, и раздражающей после резкой сдержанности прошлых дней.
– Это... это звучит как приглашение в рай. Вы... вы очень добры.
Ее ответ звучат натянуто, и она не смогла изобразить на лице даже подобие улыбки. Слишком многое обрушилось па нее, слишком быстро менялась ситуация. Вчера она спала в душной палатке посреди девственных джунглей и даже находила там какой-то комфорт в окружении экзотических туземцев и буйной незнакомой растительности.
Сегодня она попала в блестящий и прекрасный дворец, обставленный с пышной роскошью. И все же она видела только плотно сжатые губы Пэйджена и холодное, непроницаемое лицо. Несмотря на все свои усилия, она не могла забыть спокойной решимости в его голосе, когда он заявил о своем намерении как можно скорее отправить ее из Виндхэвена. Она давно ожидала этого, но теперь его слова почему-то жестоко обидели ее.
– Ну, ну, не беспокойтесь о Деве. Он бывает груб иногда, но под грубостью он скрывает свою доброту. – Грубые старческие пальцы похлопали по ее ладони. – Да, он кажется жестоким снаружи, но внутри он мягок и сентиментален. Важно только проникнуть сквозь его броню, вы это, наверное, знаете?
Баррет не знала. И не хотела знать, говорила она себе. Все, чего она хотела, – это горячая ванна, мягкая кровать и сон – сон на целый год.
Кабинет Пэйджена был темноватым, богато отделанным кожей и красным деревом. Сугубо мужская комната была полна мебели, но не захламлена; стулья, расставленные в кажущемся беспорядке, на самом деле подчинялись строгим требованиям комфорта и практичности. Два больших продавленных кожаных кресла стояли друг против друга в центре кабинета. Сейчас Пэйджен развалился в одном из них и вытянул ноги.
– Хорошо, Деверил, но что ты собираешься предпринять прямо сейчас?
Хадли стоял перед массивным столом розового дерева, заваленным корреспонденцией, счетами, письмами и неразвернутыми газетами за последние месяцы, посылаемыми сюда еженедельно из Лондона. На его морщинистом лице читалось явное неодобрение.
– Ты едва сказал пару слов этой молодой женщине, а она сказала и того меньше, но даже слепому ясно, что между вами пробежала черная кошка.
Пэйджен поднялся и шагнул к красновато-коричневому шкафу, уставленному резными хрустальными графинами и бокалами. С мрачной усмешкой он плеснул себе виски и выпил.
– Немного рановато для выпивки, тебе не кажется?
– Просто маленький тост в честь нашего прибытия. С одной стороны, – мрачно добавил Пэйджен.
Что было с другой стороны, знал только он сам. Был след царапины на щеке и отметины зубов на плечах, когда она теряла голову от страсти. Были шрамы на лице и на плече. Но единственная рана, которая беспокоила его больше остальных, была невидима. И это было зияющее отверстие в груди, где раньше находилось сердце. Но никто не мог бы догадаться о мыслях Пэйджена. Он поставил стакан на полированный стол и открыл ставень, чтобы посмотреть на быстро разгорающийся день. Роса блестела, подобно рассеянным алмазам, на траве в нескольких сотнях футов от дома. Окружающий воздух был влажен и насыщен ароматами – жасмина, лимона и роз. Пэйджен нахмурился, глядя на пустой стакан. Господи, почему каждый взгляд, каждый аромат напоминает ему о ней?
– Ты привел ее сюда против ее воли?
Хадли напряженно стоял около китайской лакированной ширмы, его взгляд казался непроницаемым.
– Мой дорогой Адриан, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы задавать такие вопросы.
Голос Пэйджена стал угрожающе тихим. Всего лишь несколько человек смели говорить с Деверилом Пэйдженом таким образом. Полковник Адриан Хадли был одним из них. Долгие годы дружбы и в лучшие, и в горестные периоды их жизни давали этому человеку право на искренность. Поэтому Пэйджен подавил свой гнев, снова удобно расположился в кресле и пристально посмотрел в серые глаза своего друга. Морщинистый шотландец не собирался отказываться от преимуществ этих дружественных отношений.
– Именно потому, что хорошо знаю тебя, я и спрашиваю! Эта женщина красива и хорошо сложена, если я не ошибаюсь в своих догадках. Но каждая черточка ее лица выражала враждебность, как и твоего, когда вы подошли к дому. И я настаиваю, чтобы ты все же ответил на мой вопрос.
Пэйджен задумался было об обмане, но только на мгновение. Он уставился на свой пыльный ботинок и пристально изучал его в течение минуты, а потом тяжело вздохнул.
– Очень хорошо, Адриан, ты узнаешь всю эту отвратительную историю. Только сначала завари нам обоим по чашке чая из нового урожая, чтобы поддержать меня во время рассказа. И постарайся, если это возможно, укротить свой пыл.
Седой полковник крикнул слуге, который скоро возвратился с чайным подносом. Хадли молча ополоснул кипятком китайский фарфоровый заварной чайник, потом осторожно добавил чай и воду – почти, но только почти кипевшую. Здесь, в Виндхэвене, существовал строгий ритуал заваривания чая – результата тяжелой работы, которой посвятил себя Пэйджен. Выращивание чая на холмах Виндхэвена никогда не было легким занятием, и все знали, каким долгим и трудным был путь зеленого золота от посадки саженцев до стола.