— О, конечно! — воскликнули дамы.
По знаку Оливье два человека подняли лорда Эртона.
Сделав распоряжения насчет помещения лорда Эртона, молодой капитан собрался уйти к себе, как вдруг лорд Темпль с озабоченным лицом остановил его за руку.
— Позвольте мне спросить вас, господин Дерош, дали вы приказание возвратиться в Ричмонд, чтобы высадить там нашего несчастного друга?
— В Ричмонд?.. Честное слово, нет! — ответил Оливье, весьма удивленный, — я вовсе не согласен возвращаться!
— Но, тогда, милостивый государь!.. Тогда!.. Какого поведения вы намерены придерживаться?
— По какому поводу, милорд?
— А по поводу этого молодого человека, лорда Эртона, который таким печальным образом попал на аэроплан…
— Я, конечно, рассчитываю его держать здесь, очень просто!
— Держать его! Вы так думаете?
— А почему же нет?
— Я должен вам сказать, что гораздо умнее высадить его на землю!
— И еще больше запоздать, когда я и так, по милости его, потерял четверть часа? Я не разделяю вашего мнения, рассчитывая употребить на десять минут меньше времени, назначенного для путешествия. Да при этом, я совершенно не понимаю, почему пребывание лорда Эртона на моем судне может вам не нравиться? Не вы ли сами просили меня несколько месяцев тому назад взять его на аэроплан?
— Конечно, конечно! — отвечал лорд Темпль с заметным неудовольствием, — но обстоятельства с тех пор совершенно переменились…
И, красный от гнева, он небрежно поклонился Оливье и удалился крупными шагами, очень раздраженный.
«Это слишком! — думал он с негодованием. — Почему бы не посадить весь Лондон по первому требованию?.. Это было бы нормальнее… знал бы, по крайней мере, чего ждать… Но быть уверенным, что ты один!.. А теперь… Это нестерпимо… недостойный поступок!.. Истинный недостаток уважения!»
«Вот в чем штука! — думал со своей стороны Оливье, читая мысли своего гостя, — ведь благородный лорд, кажется, очень раздосадован, что не будет теперь единственным представителем от англичан на судне! Это по всему видно… Но довольно с него и того, что онпринимает участие!»
У дверей своей комнаты он встретил Эндимиона и Теодора, которые его ждали.
Боцман принял с широкой улыбкой поздравления своего господина, но поведение другого негра, Теодора, смущенное и двусмысленное, очень удивило капитана. Прячась за Эндимионом, молодой негр казался совсем невеселым, он опустил голову и отвечал односложно, точно удрученный каким-нибудь горем.
— Черт возьми! — воскликнул Оливье, выведенный из терпения такихм поведением, — да что же с вами, мой мальчик?.. Что вас так угнетает? Вид у вас в то же время не больной и не усталый!..
Теодор еще ниже опустил голову, в то время как Эн-димион, казалось, тоже заразился этим странным беспокойством. Оливье глядел на них с истинным изумлением.
— Ну, ладно, — сказал он наконец, приписывая простой застенчивости их непостижимое поведение, — ступайте на свой пост и попросите от моего имени у главного повара порцию лучшего кофе для сегодняшнего вечера. А пока вот вам каждому по гинее!
Как известно, на аэроплане были решительно изгнаны изупотребления все спиртные напитки, а потому вместо рюмки водки Оливье предложил стакан кофе.
Оба негра поклонились и направились к дверям; но, как только Эндимион переступил порог, Теодор вернулся назад и произнес голосом, который показался Оливье очень знакомым.
— Простите, капитан, могу ли я поговорить с вами наедине?
— Конечно, мой мальчик!.. К вам наконец вернулся дар речи?
— Да… и, клянусь, я предпочитаю лучше сказать вам всю правду… Я не могу больше вас обманывать…
После этого он запер дверь и остановился перед капитаном.
— Вы меня не узнаете, Дерош? — воскликнул он, скрещивая руки на груди.
Оливье взял за плечо молодого человека и несколько минут всматривался в него.
— Великий Боже!.. — воскликнул он вдруг, сильно взволнованный, — я не ошибаюсь?.. Это вы?.. Боб Рютвен?..
— Я самый! — ответил Боб с лукавым смехом.
— Непостижимо!.. Нет, я никогда не узнал бы вас… Просто не верится, как это вас изменило! И какого дьявола вы здесь делаете в таком наряде?
— Все, что вам угодно!.. Я решил, во что бы то ни стало, быть на вашем аэроплане.
Вы были согласны. Однако препятствием на моем пути стал этот дьявол Петтибон.
— Итак, так как он не хотел принимать меня на аэроплан в моем настоящем виде, я решил, назло ему, попасть сюда хитростью, в другом виде! Чтобы иметь право участвовать в экспедиции, я задумал изучить ремесло кочегара.
— Для этого я поступил на одно торговое судно с которым плавал, исполняя обязанности помощника кочегара. И радуюсь, что вышел оттуда с честью! Я уверен, что никогда ученик не вложил в свой труд столько рвения! И что ж вы думаете?.. Этот бешеный Петтибон имел дерзость отказать мне, когда я возвратился к нему, снабженный свидетельством, и опять под тем же предлогом. А! Тогда так! — сказал я себе. — Подожди же! Я тебе покажу, проклятый янки, что будет по-моему! Я должен вам сказать, мой дорогой друг, что в бытность свою на пароходе «Эдинбургский замок» я подружился с одним негром, очень хорошим человеком, я его направил на «Галлию», где он получил место. К нему-то я и обратился, чтобы он постарался меня пристроить. Он славный малый и меня очень любит… К сожалению, я должен признаться, что он наполовину посвящен в мое плутовство… Он должен был меня представить Петти-бону, как своего младшего брата Теодора, который действительно существовал, но умер от болотной лихорадки на побережье Гвинеи. Эндимион имеет все бумаги и, благодаря этому подложному документу, я был принят на «Галлию» в качестве кочегара, и если бы не вы, я бы не чувствовал ни малейшего угрызения совести, обманывая этого шакала Петтибона!.. Но вы, это другое дело!..
— Я страдал с самой первой минуты, что должен сказать вам правду, и клянусь, теперь мне легко… Я предпочитаю ничего от вас не скрывать!..
— Дорогой Боб, — сказал Оливье, который серьезно и с удивлением выслушивал признания молодого человека, — вы поступили, как истинный безумец, нельзя в этом не признаться! Может быть, я должен был бы, для поддержания порядка, донести о вас комиссару судна!
— Но, если раньше вы не были замечены, то теперь, спасая жизнь несчастному Эртону, вы вполне искупили свею вину… И при всем этом, здесь вы у меня, и если я пожелаю вас оставить, то в этом я полный господин! Но только при одном условии, что вы до конца будете играть роль негра!
— Вы понимаете, как гибельно повлияло бы на прочность дисциплины, если бы ваше поведение стало известно всему экипажу; выпонимаете, это подорвало бы авторитет комиссара, чего не должно случиться. И очень печально, с этой точки зрения, что ваш черный друг в числе доверенных. Постарайтесь дать ему понять, что он совершил преступление, передавая вам бумаги своего брата. Будем надеяться, что это помешает ему болтать… И о чем я больше всего сожалею в вашей безумной выходке, так это о роли, которую играет в ней этот бедный негр!.. Но какая это необыкновенная идея, которая привела вас сюда! Честное слово, я с трудом верю своим собственным глазам! Видеть Боба Рютвена в составе этого экипажа!.. Лорд Темпль от этого мог бы даже заболеть!..
И Оливье, который насилу выдерживал серьезный тон, теперь залился веселым смехом.
— А что? не правда ли, я стал совсем как настоящий негр? — сказал Боб, смеясь также от души. — И вы знаете, ведь это с ног до головы! Петтибон может осмотреть меня всего, если захочет… Я погружался с головой в ванну из азотнокислого серебра… И я иногда теперь себя спрашиваю: что, если этот цвет никогда не сойдет…
— Это был бы полный триумф! — воскликнул Оливье, смеясь еще сильнее. — Какая неосторожность!..
— О! Ей-богу, тем хуже! — возразил Боб беззаботно. — Пусть говорят, что хотят, а иначе я не мог бы совершить путешествие на аэроплане… И я в восторге, когда подумаю, что натяну нос Петтибону, когда он узнает, потому что когда-нибудь он это услышит, негодяй!
— Ступайте на ваш пост, сумасброд! — сказал Оливье, дружески толкая его вперед. — Вы заслуживаете навсегда оставаться черным…