Аэроплан летел довольно близко от земли, и можно было различать густые леса, а иногда и дома.
Этель потеряла всякое самообладание при этом волшебном зрелище и не могла удержаться от восторженного восклицания.
—Очень любопытно!.. Очень любопытно! —соизволил сказать лорд Темпль.
— Знаете ли, лорд Темпль, что только в первый раз я верю книгам по географии! Когда я была маленькой, я была положительно несчастна от того, что не могла поверить, что земли были такими, как их рисовали на картах. Почему мы знаем, что это правда? — спрашивала я, — ведь никто этого не видел! Мне говорили, что карты составлены на основании геометрии и научных записок, но я не соглашалась. Но теперь я в этом убедилась своими собственными глазами. Италия действительно имеет форму сапога! Господин Дерош, — прибавила она, грациозно оборачиваясь к Оливье, который уже возвратился, — сколько времени вы полагаете идти вдоль Адриатического моря?
— До утра, мадемуазель! Я рассчитываю к часу ночи быть над Отрантским проливом.
— И, без сомнения, вы рассчитываете пробыть на своем посту всю ночь? Вы не хотите ничего потерять из этого чудного зрелища?
— Оно, значит, чудно? — сказал Оливье лукаво. — А я думал, что вы не найдете ничего прекрасного в этот вечер!
— Самое скверное настроение не может устоять перед всем этим! — сказала Этель, протягивая руку к горизонту. — Какое спокойствие! Какая торжественная тишина! Кто может оставаться злым перед такой картиной? Я вам очень благодарна, что вы пришли за мной, мосье Дерош! — прибавила она тихо, немного наклоняя голову.
— Ах!.. Вы знаете хорошо, что это я сделал изэгоизма! —воскликнул живо Оливье. — Разве эта не сравнимая ни с чем картина не показалась бы мне в тысячу раз прекраснее в вашем присутствии!
В эту минуту вдруг появился позади молодых людей комиссар судна с растрепанными волосами.
— Капитан! — произнес он глухим голосом. Оливье резко повернулся.
— В чем дело? — спросил он с некоторым нетерпением.
— Капитан!.. Два слова!.. Мне надо поговорить с вами.
— Сейчас?
— Нет, капитан, сию минуту, прошу вас!.. На судне происходят ужасные вещи!
— Ах, Боже мой! — вскрикнула Этель испуганно.
— Что вы хотите сказать, господин Петтибон? Что происходит? Один из людей экипажа нарушил устав?
— Нет, капитан… не это… но я не могу сказать здесь…
— Простите, мисс Дункан, я сейчас вернусь, — сказал Оливье нетерпеливо. И, отойдя на несколько шагов, он воскликнул с досадой:
— Скажете ли вы наконец, в чем дело?
Вместо всякого ответа Петтибон поднял руки к небу, между тем, как его лицо выражало глубокую тоску.
— Если бы мне сказали, — бормотал он жалобным голосом, — если бы это утверждал мой верный друг, я бы едва ли поверил. Когда же я увидел сам, своими собственными глазами, увидел то зрелище, я думал, что схожу с ума… Да, капитан, я способен был сойти с ума от малейшего толчка…
— Но какое же зрелище? Что вы видели?
— Никогда я не мог представить себе подобной вещи!
— Но что же именно?
— Сударь, если бы это была моя дочь… я бы… я бы послал ее спать без ужина! — воскликнул наконец Петтибон с энергией.
— Ваша дочь?.. О ком говорите вы, господин комиссар?
— О маленькой мисс… мисс Мюриель! — сказал янки, делая движение плечом в ту сторону, где виднелась виновная.
— В чем же ее преступление? — спросил Оливье.
— Господин Дерош! — сказал Петтибон торжественно, — я не желаю вас обманывать!.. Я говорю только то, что видел… Когда я проходил позади рубки, делая свой обход, я внезапно остановился, пригвожденный к месту… да, сударь, пригвожденный!.. Тогда я способен был сойти с ума…
— От малейшего толчка, я это уже слышал, — перебил Оливье. — Но нельзя ли попросить вас без лишней болтовни объяснить мне это происшествие?
— В то время, как я шел, не думая ничего дурного, — мрачно заговорил янки, — мои глаза, которые я устремил на небо, чтобы убедиться, продержится ли погода, — мои глаза, говорю я, внезапно, в одно мгновение, направились к земле, то есть я хочу сказать, к аэроплану, я вдруг увидел позади рубки белое платье!..
— Без сомнения, это была одна из прогуливающихся дам? — подсказал Оливье.
Но комиссар сердито потряс головой, лицо его вытянулось до неизмеримой длины.
— Нет, капитан, она не прогуливалась!
— Ну, так она смотрела компас?
— Вовсе нет!
— Что же она делала, наконец? — воскликнул Оливье.
— Она разговаривала, сударь, разговаривала фамильярно… я даже скажу… дружески… сердечно… — продолжал Петтибон, волнуясь, — с… с…
— С кем?
— Господин, она хохотала как безумная!.. Я получил удар!
— Ах! Ей-богу! С меня довольно! — воскликнул Оливье, теряя терпение и поворачиваясь, чтоб уйти. — Что мисс Мюриель разговаривает и смеется с кем хочет, так это ее дело!
— Нет, капитан! Эта несчастная молодая девушка разговаривала фамильярно, по-дружески, сердечно… с… с… негром! — докончил наконец Петтибон с отчаянным усилием.
— Ну, так что же? — сказал Оливье, смеясь, — Это и есть большой секрет? Без сомнения, она, как вы, господин Петтибон, покровительствует неграм…
— С негром Теодором! — стонал Петтибон, не слушая его. — И когда она заметила, что я там стою, она вдруг вскрикнула и быстро скрылась. Я остался, точно оглушенный, капитан, а когда пришел в себя, мне показалось, что это игра воображения… Это, не правда ли, такой случай, который требует заковать в кандалы немедленно?
— Кого? — спросил Оливье, кусая губы, — мисс Рютвен?..
— Нет, капитан, этого жалкого негра!
— Кандалы за то, что отвечал даме? Это был бы жестоко, господин Петтибон!
— Но, наконец, капитан, нельзя же допустить, чтобы подобные вещи происходили безнаказанно на палубе этого аэроплана! — воскликнул Петтибон с отчаянием. — Эта молодая особа здесь без отца и матери. Нельзя же ей позволить так обращаться с неграми, с этим негром Теодором, который такой бесстыдник, какого я никогда не видал!
— Успокойтесь, господин комиссар; она его знает, без сомнения; может быть, он служил на яхте мистера Рютвена. Во всяком случае, здесь есть леди Дункан и мистрис Петтибон, которые лучше, чем я или вы, могут наблюдать за мисс Рютвен, если это нужно.
— Но Теодор?
— Я не вижу, чтобы он заслуживал наказания.
— Вы здесь хозяин, капитан, но я никогда бы не поверил, что должен буду присутствовать при подобных вещах!
И Петтибон удалился, в высшей степени оскорбленный и в глубоком отчаянии.
Как только Оливье, смеясь потихоньку, хотел вернуться к мисс Дункан, лорд Темпль, поджидавший его издали, быстро направился к нему навстречу.
— Извините, милостивый государь, два слова! — начал он, загораживая ему дорогу.
— К вашим услугам, милорд! — ответил Оливье, вздыхая.
— После открытия… прискорбного… плачевного… которое мы сделали одновременно насчет личности подразумеваемого черного доктора, позволите ли спросить вас, капитан, какое вы приняли решение?
— Конечно, лорд Темпль, я решил, что пока доктору Отто Мейстеру будет угодно мистифицировать нас, являясь среди нас с фальшивым видом, он будет наказан карантином…
— Карантином?..
— Да. Он постоянно будет сидеть в своей каюте, куда ему будут подавать обед.
— И больше ничего? — воскликнул лорд Темпль.
— Без сомнения. Этого довольно, по моему мнению. Господин Отто Мейстер явился на аэроплан под предлогом лечить нас, когда мы будем больны. Я не сомневаюсь, что он на это вполне годен, и буду его держать как доктора. Только если он имеет дурной вкус и пожелал явиться чернокожим, то за это и будет наказан одиночеством — вот и все!