Выбрать главу

Если бы Эйприл Джой могла, она бы похитила свидетеля, но не пошла на это, потому что знала: ФБР поднимет шумиху. А это ей совершенно ни к чему. Сейчас главное – поручить Максу Бартону прослушать все допросы Дэвиса.

Единственная причина, почему Эйприл не суетилась, заключалась в том, что Дэвис, похоже, на самом деле ничего не знает о предмете, который ее интересует. А это – «Сердце полуночи». Старый пьяница уверяет, что потерял его, а Синди Пил ему верит.

Эйприл чувствовала, что Фейт Донован знает больше, чем говорит. Поэтому-то Эйприл и приехала сюда из Сиэтла.

– Хорошо, – сказала она Пил холодным тоном, – пьяница твой. Но ты передаешь мне каждое слово, которое он скажет о русском канале, в тот момент когда он его произнесет. Если окажется, что он знает что-то о «Сердце полуночи», ты сразу же связываешься со мной. Согласна?

Пил была реалисткой. Эйприл Джой, может, с виду и щупленькая, но связываться с ней опасно. Эта женщина гораздо сильнее, хитрее и жестче любого мужчины. Если Эйприл хотела превратить чью-нибудь жизнь в ад, ей это ничего не стоило. Она могла все.

– Конечно, – спокойно согласилась Пил. – Мы всегда идем на сотрудничество с другими федеральными службами.

Эйприл фыркнула и сунула руки в карманы своих черных брюк.

– Конечно, сестренка. – Она повела плечами, и небрежно накинутый на них алый пиджак заколыхался. Одежда ее была из магазина готового платья, но сидела на ней изумительно. – Где сейчас остальные обитатели дома?

– Младший наверху. Остальные обедают. – В голосе Синди чувствовалась обида. Сидеть в болоте невесело, а в доме из огромной кухни сейчас разносятся невероятные запахи.

– Хорошо пахнет, – заметила Эйприл.

– Уокер на рассвете принес нам какие-то бисквиты. С тех пор я все время думаю о еде.

На секунду Эйприл задумалась об Оуэне Уокере. Она не знала некоторых моментов его биографии. Даже не владея полной информацией о нем, она предполагала, что манера говорить, растягивая слова, – просто игра. Арчер Донован не нанимал болванов, а Уокер быстро стал его незаменимым сотрудником.

Это означало, что Уокер – тот человек, который способен выполнить любую работу.

– Попытаюсь добыть тебе обед, – сказала Эйприл.

Фейт только проглотила последнюю ложку сливочного супа из самки краба, как вошла Тига с огромным блюдом ребрышек-барбекю и маленькими крабами. На большом блюде был гарнир: салат из моркови, капусты и лука.

– Холодный виноградный пирог на десерт, – объявила Тига. – Так что оставь для него место, Руби.

Фейт сумела превратить гримасу в улыбку. Она уже перестала убеждать Тигу, что ее зовут Фейт.

– Постараюсь, – пообещала Фейт.

– Ты всегда была очень хорошей, с того мгновения, как родилась. – Она поставила тарелку перед Фейт и пристально посмотрела на нее. – Я хотела оставить тебя и сделала это, но мама сказала, что ты уже ушла… Такая долгая, такая печальная песня, не правильно, несправедливо, он никогда не должен был… но он мог. Он это делал, и делал, и делал…

От распевного голоса Тиги по коже Фейт побежали мурашки, но все же она нашла в себе силы улыбнуться.

– Я слышала, ты плакала в тишине и вздыхала, драгоценная Руби. Так хорошо видеть тебя, быть с тобой. Три маленьких подарка. Они очень симпатичные, но их мало. Тринадцать новых красных душ нужно только для меня одной, а четырнадцатая – чтобы освободить тебя. Та душа такая же, как твой нежный маленький кулачок. Мне жаль, что ты не можешь увидеть ее, Руби. Когда ты отдашь мне эти тринадцать душ, мы обе станем свободны. Ешь побольше, моя драгоценная, моя маленькая. Болото – голодное место.

Фейт безмолвно наблюдала, как Тига подкладывала ей еду на тарелку. Уокер подождал, когда Тига отвернется, и поменялся с Фейт тарелками.

На этот раз Мел есть не хотелось. Она взяла немного салата, маленького краба и одно-единственное ребрышко. Она двигала вилкой еду по тарелке, словно пыталась решить, с чего начать.

Джеффа за столом не было. Он не мог сесть за один стол с женщиной, которая так лихо его одурачила. Но он не хотел расстраивать Мел, которая не могла поверить, что Фейт воровка.

– Почему ты не ешь, Мел? – спросила Фейт. – Подумай о ребенке.

Мел взглянула на нее и улыбнулась, прогоняя тень из карих глаз.

– Прости, что Тига продолжает называть тебя Руби.

Фейт пожала плечами:

– Ничего страшного. А кто такая Руби?

– Ее дочь, – ответил Дэвис, стоя в дверях. Он снял свои окровавленные вещи, но сказать, что он стал хорошо одет, было нельзя. Белая рубашка от пота казалась прозрачной. Пояс коричневых брюк болтался на талии. Дэвис тяжело опирался на трость, которую ему одолжил Уокер.

Мел вздрогнула:

– Ее дочь?

Дэвис устало кивнул. Он медленно подошел к столу и выдвинул свой стул. Бумер вылез из-под стола и ткнулся носом ему в руку. Дэвис рассеянно поласкал длинные уши собаки.

– Я не знала, что Тига была замужем, – сказала Мел.

– Она и не была. Ее младенец был ублюдком.

– Наверное, мужчина, который отказался от нее, был ублюдком, но не ребенок. – поправила его Фейт.

Дэвис посмотрел на нее:

– О, отец младенца был самый настоящий сукин сын, это правда. Но есть причина, почему он не женился на ней. Он был женат. На ее матери.

Фейт решила, что ослышалась, и со стуком положила вилку на тарелку, которая подпрыгнула и полетела со стола.

Ловким движением Уокер поймал вилку.

– Дэвис, это плохой разговор для застольной беседы.

Дэвис горько усмехнулся. Так же горько было у него в горле. Три часа он ничего не пил. Его не волновало, какое впечатление производят его слова на других.

– Тебе не нравится правда, мальчик? Тогда заткни уши болотной грязью.

– Папа Монтегю, пожалуйста, не надо, – попросила Мел.

Он поставил локти на стол и посмотрел на будущую невестку взглядом, в котором были и грусть, и нетерпение.

– Не волнуйся, дорогая. Джеффи не такой ублюдок, каким был его дедушка. Как и я, слава тебе, Господи. Потом все расскажу тебе, такое случается даже в самых лучших семьях.

– Кровосмешение? – недоверчиво спросила Фейт. Тига внезапно встала из-за стола и произнесла ясным, детским голоском:

– Я испорченная, непослушная девочка. Он говорит мне каждый раз, что я очень, очень испорченная. Я себя презираю. – Она улыбнулась и, будто молясь, сказала:

– Я не заслуживаю твоего внимания, папа. И никогда не заслужу. – Ее длинные бледные пальцы дрожали. – Но я это делала, и он это делал. Мама увидела мой рубин, подарок на день рождения, и папа ушел далеко. Гром… Молния… Я виновата. Я презираю себя. – Она обвела всех безразличным взглядом. – Благословенное время. Вот крабы, вы видите? Обед в восемь. Не опаздывайте.

Никто не говорил после ухода Тиги. Мел вздохнула и вздрогнула.

– Джефф знает?

– Вероятно, – бросил Дэвис. – Дети, к сожалению, очень догадливы.

– Такое трудно скрыть, – спокойно заметил Уокер.

– Папа пил, – устало сказал Дэвис, – девочек любил несозревших. Ему было все равно, чья она, хоть собственная.

– Жаль, что вор не убил его раньше, – отчетливо произнесла Фейт.

Дэвис пожал плечами:

– Есть экземпляры и похуже его.

– А есть и получше, – бросила она в ответ.

– Все это в прошлом. Давнее дело, очень, очень давнее.

– Но не для Тиги. Для нее это настоящее.

Дэвид сверлил глазами графин с бурбоном. Он был почти пуст. Ему придется идти в кладовую, чтобы найти свою заначку. Он спрашивал себя, хватит ли у него сил на это.

– Бьюсь об заклад, это был не вор, – сказал Уокер.

– Да? – удивился Дэвис.

– Тига дернула спусковой крючок, прицелившись в вашего папашу, или у его жены наконец открылись глаза.

На мгновение Дэвис оторопел, и его взгляд стал другим, изучающим.