«Я поймаю тебя, если решишь падать», — слегка насмешливо зазвучал в моей голове Мааррх. Его голос казался более глубоким и серьёзным, чем когда он разговаривал вслух.
Значит, таков истинный голос моего дракона.
«Это были просто мысли, — улыбнулась я. — Я не собиралась. Пока что.»
Сверху Атария казалась мне картой. Необъятные просторы земли, лесов и извилистых рукавов бурных рек терялись где-то за горизонтом, в серой дымке. Вместе мы наслаждались закатом, а в середине ночи Мааррх начал снижаться. Мы летели над кронами деревьев. Крылья дракона слегка задевали верхние ветки, и тогда Мааррх слегка приподнимался, но не взлетал выше, опасаясь, что я могу замерзнуть в холодном ночном небе. Теплый плащ, подарок Риэля, пришелся как нельзя кстати, я не отказалась бы и от пары меховых перчаток.
«Аэкол был неожиданностью, — подумала я. — Ориентируясь на слова Сарии, я не предполагала, что выжили еще какие-то драконы, кроме тебя и того, что служит Джахайну».
«Возможно, Сария намеренно умолчала об этом, зная, что в противном случае ты бы не стала нападать на Таргиу».
«Я не нападала на Сапфировую крепость, я хотела помочь Кассирил, — сказала я мысленно. — Идея с нападением принадлежала Танарии».
Мааррх погрузился в воспоминания, и я увидела внутренним взором отрывки его мыслей. Аэкол представлялся ему старым и могучим, наполненным особого не то смысла, не то мудрости. И, скорее всего, ровесником Аксоота. Серебряный дракон хранил Сапфир, как золотой — Рубин. Два сильнейших дракона и две сильнейшие ведьмы, способные быть Мрачным Пламенем. Аиша завидовала Мэйв, но завидовал ли Аэкол Мааррху? Или у драконов все иначе?
«Драконы знают, что такое зависть. Но мы не завидуем другим видам, потому что они сильнее, умнее или быстрее. Это глупо. Ведь я родился золотым, это значит, что я даже при всем желании никогда не стану латунным, бронзовым или серебряным. Точно так же, Сапфир не сможет стать Рубином».
«В этом есть смысл, — усмехнулась я. — Но чему тогда могут завидовать драконы?»
Мааррх слегка повел головой, изменив курс нашего полета на полметра. Он приподнялся вверх, взлетая выше. Под нами серебряным пятном лежало круглое озеро с идеально ровными берегами. Стадо оленей мчалось на юг, лунный свет выхватывал из темноты их светлые шкуры. Под нами летели птицы, я слышала их перекличку. Где-то вдали, там, где лес отступал, обнажая холмы и малые горы, дикий кот охотился на добычу, что заведомо ему была не по зубам. Он мчался: прекрасный, с густой дымчатой шкурой в палевых пятнах, перелетая через поваленные деревья, кустарник и овражки. Я не сразу отдала себе отчет в том, что вижу я это не своим зрением, а глазами Мааррха.
«Драконы — осколки чего-то магического. И мы можем завидовать ведьмам, что они обладают способностями, какими дракон не сможет овладеть. Правда, ведьмы не могут имитировать или повторять то, что умеют драконы. Здесь мы равны. Однако и зависть часто вырастает из благих размышлений».
«Например? В дракона превращаться?»
«Предок Аксоота и, полагаю, один из драконов Мэйв помнит о ведьме, которая принимала крылатый облик, чтобы распугивать своих врагов».
«Только не говори мне, что так делала Мэйв, — засмеялась я».
«Нет. Ее звали Нэйева. Она была друидом».
Я закрыла глаза, и передо мной отчетливым воспоминанием встала ведьма. Ее густые черные волосы были заплетены в сложные косы, в прическу вставлены серебряные кольца и полумесяцы, как у Эораны когда-то. Сердце тревожно забилось от сожаления и горя. Как бы то ни было, Эорана была ведьмой, пусть и лживой, пусть и служащей Джахайну, но ведьмой. Мы похоронили ее на территории крепости Таргиу, Мааррх вырыл для нее могилу, а я обернула ее изломанное тело в саван. Йитирн использовал магию, чтобы в последний раз почтить павшую в бою, и положил на холмик земли один маленький камушек, белый, как снег.
— Это морайла, камень Ассармиэль, — сказал он тогда. — Мы кладем его на грудь умершему, чтобы душа его нашла следующее рождение или обрела покой, если на то будет воля Богини.
«Понятно, — пробормотала я, все еще охваченная болезненными воспоминаниями об Эоране. Гарпию хоронили отдельно, но Йитирн тоже положил ей на грудь морайлу. — Но чем тогда не сможет овладеть ведьма?»
Мааррх размышлял мгновение, показавшееся мне вечностью.
«Ты знаешь, что драконы способны забирать излишки магической силы ведьмы? Аксоот периодически делал нечто подобное для Мэйв. Как и я».
Последние слова дракон произнес едва различимо.
«Когда ты была в башне, у тебя случился приступ из-за переизбытка сил. Я забрал половину их, чтобы ты не обратилась прямо там, где стояла. У этого будут свои последствия, но я готов».
«Что еще за последствия? — встревожилась я».
«Возможно, я проживу меньше, чем мне бы того хотелось. Драконы и ведьмы связаны, это так. Мы можем умереть раньше ведьмы, например в бою. Или если истощили себя, забрав часть сил на себя. Драконы не способны совладать с ведьминской магией, она убивает нас изнутри. Драконы редко прибегают и к тому, чтобы ведьма исцеляла нас. Поэтому если меня ранят, Ева, побереги свои силы и не трать их на мое излечение. У нас хорошая сопротивляемость, мы способны регенерировать быстрее, чем волк или ведьма под воздействием магии. Мы были созданы, чтобы защищать, являть Волю тех, кому суждены».
«А ведьма тоже знает имя дракона, которому она предназначена?»
Мааррх издал оглушительное фырканье, из его пасти вылетел крохотный язычок пламени. Звери внизу разволновались, заметив присутствие хищника в небе. Я рассмеялась, на душе отчего-то было так легко, так спокойно.
«Память предков говорит мне, что ведьма идет к своему дракону. Она чувствует его присутствие и должна пройти пешком все расстояние от места своего рождения до места, где родился ее дракон. Она падает перед ним на колени, а он забирается к ней на руки. И она дает ему имя. Прости, я выбрал себе имя самостоятельно, но если хочешь, можем повторить этот ритуал».
«Однажды, может, мы так и сделаем. По правде говоря, я уже привыкла, что тебя зовут Мааррх, и не представляю, как тебя могла бы звать иначе».
Мааррх завибрировал изнутри, и я поняла, что он урчит от удовольствия, а может и от благодарности за эти слова.
На рассвете дракон приземлился на реке, выбрав угрожающе маленьких размеров островок посреди течения. Мощно выбросив голову вперед, словно гигантская змея, Мааррх безо всякого труда выловил несколько крупных рыбин и старое бревно, обросшее водорослями. Когда я перестала смеяться, он недовольно рыкнул и вошел в реку, буквально соскользнув в нее с берега. Золотая чешуя мелькала под водой, дракон явно наслаждался этими незамысловатыми утренними процедурами. Река вспенилась и забурлила, когда дракон стал выбираться на берег. Его уже ждал скромный костер, рыба билась в предсмертных конвульсиях, ожидая, пока дракон не займется ею. Как большая собака, он отряхнулся, во все стороны полетели брызги. Затем он мягко осыпался золотой пыльцой, принимая свой человеческий вид.
— У Сарии были браслет и кольца, которые возвращали ей одежду. А у тебя таких нет. Почему? Как ты умудряешься сохранять свои штаны?
— Драконы не совсем существуют в человеческой форме, Ева.
— Можно поподробнее?
— Это сложно объяснить, но я попробую. Мы рождаемся драконами, так? Мы зачастую выбираем человеческий облик только тогда, когда встречаем свою ведьму. Это способствует взаимопониманию, налаживанию отношений. Это наш шаг навстречу той единственной, что становится катализатором нашего первого превращения в человеческую форму. Но драконы… Как бы тебе это сказать… Мы не обладаем, мы не… Не люди в полном смысле этого слова. Мы по-прежнему драконы и воспринимаем мир по-драконьи. Мы можем научиться смотреть на вещи взглядом людей, взглядом простым, обывательским. Но мы не меняем своей сущности.