С тех пор у нас с Солярисом появилось два незыблемых правила: никогда не летать без специального ремня, прикрепляющего меня к его гребням, и стараться не подниматься выше облаков, потому что, когда я оказываюсь без сознания от разреженного воздуха, поймать меня в случае падения становится ещё сложнее.
Несмотря на то что с того дня миновала уже тысяча таких полётов, во снах мне всегда являлся самый первый. Правда, в этот раз с моим сном было что-то не так… Вместо Цветочного озера, куда мы с Солярисом упали на самом деле, мы провалились в огненное пекло. Весь Дейрдре полыхал, как погребальный драккар[1] моей матери, и не осталось в нём ни людей, ни животных, ни моего дома – только бесконечный и безжалостный пожар.
Я распахнула глаза и, держась за старые шрамы под рёбрами, резко села на постели. В воздухе больше не пахло гарью и запёкшейся смолой священных тисовых деревьев – только мелисса и лаванда, набитые в подушку моей заботливой няней-весталкой. У меня ушло несколько минут на то, чтобы прийти в себя, исследуя пальцами деревянное изголовье кровати и отметины, оставленные на нём: беркана, соуло, эйваз… Оберегающий став[2], любовно выточенный зазубренным драконьим когтем много лет тому назад. Почему же вы, древние руны, не работаете?
– Матти, ты спишь?
Я осторожно тронула её рукой, зарытую под медвежьими шкурами на соседней подушке. Из-под них выглядывали лишь её ступни в шерстяных носках, наверняка заледеневшие, как и мои. С наступлением зимы камин переставал справляться со своей задачей, а месяц воя и вовсе был самым суровым месяцем в году. Даже растопленный тиковыми поленьями и прикормленный вином для пущего жара, камин затухал и превращался в прах уже к утру, если за ним не следить. Чтобы не подхватить воспаления лёгких, приходилось просыпаться несколько раз за ночь и менять жаровню, снова и снова согревая постель.
Я растёрла замёрзшие ноги и, нащупав под шкурой длинную ручку, вытащила оттуда медную сковороду. К счастью, камин ещё держался. Решив не будить Матти, я сама откопала на его дне несколько тлеющих углей и горячую золу, пересыпала их на дно жаровни и, замотав ту в льняную ткань, вернула в постель. Обнаружив источник тепла, Матти тут же вытянулась и обвилась вокруг жаровни, как змея.
Цварк. Цварк!
Я стряхнула с ладоней копоть и запрокинула голову. Крыша ходила ходуном, но уже спустя минуту эта дрожь, сопровождаемая металлическим лязганьем, сместилась на внешние стены башни.
– Глупая ящерица, – пробурчала я, укутываясь в овчину, и направилась к двери, ведомая не столько бессонницей после кошмарного сна, сколько любопытством.
За семнадцать лет посты хускарлов ни разу не менялись: я знала их расположение наизусть – пожалуй, даже лучше, чем названия покорённых отцом туатов. Тем более за воинами всегда тянулся отчётливый шлейф медовухи, без которой в месяц воя было трудно согреться, – благодаря этому их приближение чувствовалось за лигу[3]. Виляя по каменным коридорам, я быстро пересекла восточное крыло и оказалась в южном, а ещё через пять минут юркнула в пристроенную башню, стоящую особняком от остального замка. В ней гулял ветер, просачиваясь сквозь трещины в камне, а со стен на меня смотрели гобелены паутин. Дойдя до последнего факела в напольном держателе, я тем самым пересекла невидимую границу… и окунулась во тьму.
Несмотря на то что башня состояла всего из одной комнаты, в ней было сложно ориентироваться на память: мебель кучковалась и часто передвигалась, будто никак не могла найти своего места. Выставив перед собой руки, чтобы не убиться о какой-нибудь косяк, я очертила пальцами комод, а затем, шаг за шагом, добралась до письменного стола и нащупала связку свечей. К счастью, серные черенки всегда лежали рядом с ними. Выверенным движением подпалив несколько фитилей, я облегчённо выдохнула, распустив по комнате слабый свет, и огляделась.
– Как холодно, – вырвалось у меня от удивления.
Такой холод был неестественным для местного обитателя. Это настораживало едва ли не больше, чем его непосредственное отсутствие: насколько давно он ушёл, что башня успела так остыть? Я вставила свечи в настенные канделябры возле кровати, а одну взяла с собой, чтобы приблизиться к дырявому креслу, поверх которого лежала открытая книга. Жухлые страницы, затёртая обложка с рунической вязью… В той едва читалось «Память о пыли».
– А я говорил, что твоя весталка абсолютно бестолкова. Она даже не научила тебя стучаться!
1
Драккар – длинный и узкий деревянный корабль с высоко поднятыми носом и кормой.