— Спокойно, Лорел, — ласково произнес он. — Я не хочу быть убитым. А вы не хотите в меня стрелять.
— Не следует быть таким самоуверенным. Вы не профессионал в этом деле, — мягко сказал Круз. — Если бы вы собирались меня убить, то сделали бы это уже давно. И если бы вы хотели вызвать полицейских, то…
— Я еще выбираю. Кроме того, ваше лицо… мне знакомо.
Круз знал, что существовала лишь единственная причина, почему он мог казаться знакомым Лорел Свэнн.
На секунду на лице Круза появилось выражение неуверенности и усталости, а затем оно снова стало абсолютно безучастным. Но это была лишь маска.
У Лорел возникло крайне неразумное желание извиниться перед этим человеком и приласкать его. «Господи, я теряю самообладание. Ну почему отец не предупредил меня, что первый человек, в которого я буду целиться, станет мне не безразличным». Лорел постаралась собраться с мыслями.
— Сделайте три шага налево, — с притворным спокойствием произнесла она. — Посмотрите на меня.
Круз шагнул ближе к лестнице, чтобы свет полностью осветил его, и повернулся лицом к Лорел.
Она молча изучала Круза, убеждая себя в том, что лишь пыталась вспомнить этого мужчину. На самом же деле она подмечала все: признаки прошедшей боли и настоящего напряжения. Ее даже заинтересовало, насколько чувствительны были его губы. Никогда еще прежде не приходилось ей видеть такие голубые глаза.
— Ну? — невозмутимо спросил Круз.
— Вы, довольно красивы, — ответила она, — но не сомневаюсь, что знаете об этом. Вы физически сильны и самоуверенны и об этом, тоже знаете. Мы где-нибудь уже встречались?
Он иронически заулыбался.
— А что, это видно по моему поведению?
— К черту ваше поведение. Мы встречались?
— Нет.
— Вы уверены?
— Да.
— Почему?
— У вас самые запоминающиеся глаза из всех женщин, которых я видел. И не только глаза. Особенно в этом лоскутке шелка.
«Ладно, я сама напросилась, — подумала Лорел, — а он из тех мужчин, которые напрямую говорят обо всем».
— Хорошо, — сквозь зубы процедила она. — Мы не встречались. Тогда почему мне так знакомо ваше лицо?
— Сами объясните мне.
Лорел неторопливо разглядывала стоящего перед ней мужчину. Ее взгляд медленно опустился на широкие плечи, затем на узкие бедра и мускулистые ноги. Она дошла до черных спортивных ботинок и снова принялась рассматривать его. Даже если такой тщательный осмотр и доставлял ему неудобство, то по внешнему виду этого сказать было нельзя.
И тут Лорел обратила внимание на его руки. Они были красивыми, с длинными тонкими пальцами. На левой руке вместо указательного пальца — обрубок.
Круз догадался, на что Лорел устремила свой взгляд. Ему сразу захотелось сжать левую руку в кулак. По тому как расширились ее светло-карие, даже какие-то золотистые глазам он понял, что Лорел вспомнила, почему он казался ей знакомым. Круз уже неоднократно замечал в людях подобную перемену, когда они узнавали его благодаря телевизионным экранам или первым страницам газет.
Трудно было жить с такой дурной славой. Это вбивало клин между Крузом и его друзьями, между Крузом и той маленькой семьей, которую он оставил, между Крузом и им же самим.
Однако увидев шок, изумление и отвращение на лице самой обаятельной женщины, какую когда-либо приходилось ему встречать, Круз пришел в ярость. Не пора ли ему забыть о прошлом? Но что касается остальных людей? Когда они тоже забудут? Круз ждал, что Лорел скажет. Но она молчала, и тогда начал он:
— Как я понял, вы читаете газеты.
Лорел вздрогнула от звука его голоса. Он уже не казался ей бархатным и усыпляющим. Отрывистый, насмешливый, колкий, холодный, им можно было заморозить солнечный луч.
— Почему вы так думаете? — спросила она.
— Я видел такой же взгляд и прежде.
В его голосе Лорел услышала нотки горечи и смирения, что напомнило ей о матери в те моменты, когда Свэнн в очередной раз покидал семью. «Кем бы этот человек ни был и что бы ни делал, — думала Лорел, — он страдал до глубины души, как и ее мать. Только он оставался живым, продолжая страдать».
Щелчок от установки предохранителя на место потряс его даже сильнее, чем щелчок снятия с предохранителя, который он услышал в гараже. Круз не поверил своим глазам, когда Лорел отвела от него пистолет и направила дулом вниз. Лишь тогда он позволил себе медленно опустить руки.
— Объясните, — начал Круз, — вы ведь только что узнали во мне того виновного перед Богом, хладнокровного негодяя, который убил двоих подростков на глазах фотожурналистки, и в то же время вы больше не направляете на меня свой пистолет.
Лорел взглянула на оружие, как бы сама удивляясь, что оно опущено.
— Это давняя история, — ответила она, — и те двое не были подростками.
— Прошло всего пять лет, одному из них было девятнадцать.
Нахмурив брови, Лорел пыталась понять, почему она инстинктивно решила, что Круз не мог причинить ей вред. Все, что она вспомнила о том инциденте, происшедшем возле консульства Южной Африки в Лос-Анжелесе, так это то, что двоих молодых темнокожих расстрелял один белый агент ФБР. Этот случай взбудоражил весь город: беспорядки, грабежи, стрельба и передовые статьи об очередной конфронтации общества с темнокожими гражданами.
Однако Лорел отчетливо вспомнила и другое. Фотографию, ставшую символом зла, творившегося в последнюю четверть двадцатого столетия. В момент полнейшего беспорядка, после того как темнокожие уже лежали мертвыми на асфальте, некой фотожурналистке удалось сделать леденящий сердце снимок — запечатлеть меткого стрелка ФБР, убившего этих двоих. Большинство людей, глядя на фото в газете, видели в нем убийцу, хладнокровного, жестокого, бесчеловечного.
Фотография получила Пультцеровскую премию. Ее публиковали снова и снова. Политики и журналисты, демагоги и общественные критики, каждый в этом снимке находил что-то для своих личных целей. В черном жилете и в черном служебном головном уборе, Круз Рован стал образом беспощадного робота, выполнявшего задания правительства, палача со снайперской винтовкой и двумя засечками на ее стволе.
Три расследования, проводимых конгрессом, не помогли изменить этот образ в глазах общественности, несмотря на то что против Круза Рована не было выдвинуто ни одного обвинения.
Глядя в лицо снайпера через пять лет, Лорел видела в нем все того же мрачного и хладнокровного человека. Но не жестокого. Он казался суровым, возможно, даже опасным, но не бесчеловечным.
— В вас есть многое из того, что не заметил глаз камеры, — спокойно произнесла Лорел.
Круз был настолько ошеломлен, что не мог говорить. Он снова поймал ее взгляд на своей левой руке.
— Это случилось тогда, возле консульства? — спросила Лорел.
Несколько секунд у Круза было такое же выражение лица, как и на том знаменитом снимке.
— Извините, — тут же спохватилась она. — Это меня не касается.
Черты его лица снова смягчились.
— Я думал, что уже выслушал и ответил на все вопросы по поводу того инцидента. Однако никто не задавал мне подобного вопроса. Если бы у нас с вами было больше свободного времени, я бы обязательно ответил вам. Но мы им не располагаем.
Лорел в замешательстве взглянула на Круза. Сейчас он был менее напряженным и более спокойным, и главное — не таким уверенным в себе.
Не удержавшись, она все-таки снова поинтересовалась:
— Вы все еще служите в ФБР?
— Вы же читаете газеты, — язвительно ответил Круз.
— Ну и что?
— Я уволился в середине третьего слушания конгресса, начавшегося после того как пресса обрушилась на меня за так называемую «симпатию к правительству Южной Африки». — Последние слова он произнес на одном дыхании, как глупый политический лозунг.
— Должно быть, я пропустила эту часть.
— Вы были из числа немногих в Америке, кто это сделал. Я бросил свой значок на стол свидетеля и передал начальнику все еще заряженное служебное оружие.