— Я не знаю, что ей нужно, — рассеянно произнес Хадсон. — Я даже не уверен, что она сама знает, чего хочет. Вначале мне показалось, что ей были нужны деньги, но теперь я так не считаю. Она будто все время придумывает новые правила игры.
— Не похоже, что она действует по заданию Москвы, — заметил Давиньян. — Там-то всегда знают свою конечную цель. Если Клэр Тод нерешительна, значит, это просто детские игры. Дай ей косточку и надежду, на какое-то время этого будет достаточно.
Несколько минут Хадсон молчал, раздумывая. Наконец он выпрямился, словно собирался встать и уйти.
— А как насчет тебя, Давиньян? — спросил он между прочим. — Что прикажешь мне делать с тобой?
Что-то в тоне. Хадсона заставило старого ювелира вздрогнуть. Низко опустив свой подбородок, он уставился поверх очков на Хадсона, который разглядывал его так внимательно, будто пытался найти что-то новое в лице Давиньяна.
Неожиданно старый ювелир ощутил более сильный озноб, пробежавший по всему телу и ногам.
— Что ты имеешь в виду? — прошептал он.
— Ты постарел. Слишком постарел: И потерял интерес к подобным играм. А ведь именно наслаждение, которое мы получаем при игре, сводило нас вместе все эти годы. Мы испытывали почти сексуальный трепет от того, что знали секреты и умели пользоваться ими. — Хадсон посмотрел на полупустую чашку Давиньяна и вежливо спросил: — Больше не хочешь чая?
От его улыбки Давиньяну сделалось еще холоднее. Силы совсем покинули его от предчувствия бесконечного мрака.
— Что ты сделал? — спросил он тихим, напряженным голосом. — Мне плохо. Неужели ты…
Он не смог договорить до конца, ощущая усиливающийся озноб. Весь дрожа, Давиньян обхватил себя руками, стараясь удержать тепло, покидавшее его тело.
— Я? — сказал Хадсон. — Я ничего не делал. В отличие от тебя. Ты просто слишком стар для переживаний. Тебе на самом деле следует позаботиться о себе. Я мог бы договориться о твоем курсе лечения, только потому, что. ты мой старый друг.
Внезапно Давиньяна затрясло словно в лихорадке, несмотря на жаркий солнечный день. Он прислонился к металлической спинке скамейки, а потом согнулся от жуткого холода, который захлестнул все его тело.
— Ты — ч-чудовище, — еле произнес Давиньян, стуча зубами. — Что ты подложил в чай? Скажи. Я имею право знать, от чего умру.
— Если ты будешь продолжать вести себя в том же духе, я уйду. — Хадсон печально покачал головой. — Я не могу позволить, чтобы меня видели престарелые армяне и больные русские евреи.
Давиньян пытался что-то ответить, но его дряблое, умирающее тело уже билось в судорогах, боли он не ощущал.
Хадсон незаметно огляделся вокруг. Казалось, никто не обращал внимания на двух мужчин, сидящих под ветвями джакаранды. По их повседневной, вышедшей из моды одежде можно было предположить, что они были давними приятелями, греющимися на солнце и вспоминающими былое.
Хадсон вновь посмотрел на Давиньяна. В какую-то долю секунды ему даже стало жаль старика.
— Тебе не больно, друг? — мягко поинтересовался Хадсон. — Мне говорили, что боли не будет. Считай это моим прощальным тебе подарком. Смерть без мучений. Сейчас ты в лучшем положении по сравнению с тем, в каком оказываются большинство стариков.
Из-за судорог Давиньян не мог говорить. Он только сжимал стучащие от холода зубы и озлобленно смотрел мутнеющими глазами на своего убийцу.
Хадсон вытянул руку и дотронулся до плеча Давиньяна, будто прощался со своим другом. Затем он поднялся и ушел.
Он ни разу не оглянулся. Не было необходимости. Давиньян стал частью беспомощного, умершего прошлого. А Хадсон крепко держался за живое, неугасающее будущее.
Только бы ему обуздать Клэр Тод! И все будет о'кей.
Глава 19
Найдя наконец свою одежду, Лорел направилась к огромной двери кабинета посла. Возможно, все-таки сначала надо было позавтракать? Она чувствовала голод. Подергав за ручку, она заметила, что дверь была не заперта. Лорел по-прежнему сомневалась в дальнейших действиях.
— Ладно, что медлишь? — сказала Лорел самой себе.
— Терять-то нечего. По крайней мере одежда моя снова на мне.
Вспомнив о Крузе, занимавшемся в данный момент в спортзале в тонком хлопчатобумажном спортивном костюме, у нее на щеках вмиг вспыхнул яркий румянец. Не постучавшись, Лорел открыла дверь.
Кабинет оказался просторным, прохладным и совершенно без окон. Но несмотря на это, здесь было очень светло. Все четыре стены украшали красивые полки. На многих из них лежали древние рукописи, как оригиналы, так и превосходные копии.
Лорел отметила, что в комнате полно книг на английском, латинском, французском, немецком и русском языках. Однако ей не удалось определить, к какому языку принадлежали иероглифы, которыми были исписаны обложки других книг: китайскому, японскому, вьетнамскому или корейскому. А может быть, всем сразу. В кабинете Редпэт было много и научно-исследовательской литературы, чему позавидовала бы любая университетская библиотека.
На одной стене висела карта мира Меркатора с подсветкой. Она представляла собой электронные часы «точного времени». Яркие части карты указывали дневное время на этих участках земной поверхности, темные подразумевали ночь.
На противоположной стене, над камином, висел старинный портрет в натуральную величину бородатого вождя одного из кланов Шотландии в национальной одежде. Вряд ли когда-нибудь Лорел видела такие проницательные зеленые глаза, какие были у этого вождя. Они казались живыми.
Посол Кассандра Редпэт поднялась из-за своего письменного стола. Он был настолько отполирован, что блестел. На нем находились три телефона и большая книга в кожаном переплете, которую Редпэт читала, прежде чем вошла Лорел.
— Как вы себя чувствуете, мисс Свэнн? — спросила Редпэт. — Круз мне обо всем рассказал.
Подойдя ближе, Лорел заметила, что глаза Кассандры тоже были зелеными, как и у шотландского вождя, но, наверное, более проницательные. — Стараюсь держать себя в руках, — сдержанно ответила Лорел, — но у меня такое впечатление, будто я провалилась в нору к Белому Кролику, как в знаменитой книжке Кэррола.
Редпэт рассмеялась, снова устраиваясь в своем кресле.
— Думаю, мы поладим. Подойдите ко мне и сядьте, я вам опишу тот мир, в который вы провалились.
Лорел уловила в Редпэт те же незаурядные способности и доброжелательность, которые с самого начала заставили ее поверить Крузу Ровану. В таком случае это ничего хорошего не предвещало. Круз умышленно ввел ее в заблуждение.
Оглядев еще раз кабинет, Лорел подошла к кожаному креслу, стоявшему напротив огромных размеров письменного стола Редпэт, и села. Ее взгляд упал на большую книгу в кожаном переплете, лежавшую на столе открытой. Написана она была на русском языке. На цветных фотографиях Лорел сразу же узнала изображения изделий Фаберже.
— Вы располагаете великолепной коллекцией рукописей, — отметила Лорел, — надеюсь, это оригиналы?
— В основном. При переписывании всегда случаются ошибки, несмотря на все старания монахов или писцов быть как можно педантичнее. К тому же в копиях отсутствует та неуловимая сила притяжения, которая есть в оригинале.
— Мне доводилось видеть старинные изданий и музейные рукописи, — сказала Лорел, снова оглядываясь вокруг, — но я не знала, что они могут быть в таком количестве в руках одного частного коллекционера.
— Я не коллекционер, — поправила Редпэт. — Я ученый.
— По-прежнему?
— В большей степени.