— Не знаю, Леночка! Могу списать это только на упрямство Насти. А теперь ее нет. И что с Зоей? С Тонечкой? Андрею так и не удалось ничего узнать? — понизила голос Наталья.
Лена оглянулась на дверь.
— Нет пока. Ты же понимаешь, он не может открыто афишировать родственные связи жены за границей! Это — конец карьеры! Если не хуже! Мы можем рассчитывать лишь на помощь его друга-дипломата. И то, если тот получит назначение в Польшу. О Франции я и не говорю, — почти шепотом отвечала она…
Часть 3
Наследники
Леон, сколько себя помнил, жил в этом старом доме, внутренним своим строением напоминавшем тюрьму. Коридор шел по всему периметру, и, выйдя из своей двери, двигаясь по нему, можно было вернуться к исходной точке. «Квартирой» считались шестнадцать комнат, расположенных на одном этаже. Где-то посередине между двумя поворотами был выход на лестничную площадку.
Родители Леона занимали две комнаты с крошечным пятачком, гордо именуемым холлом. Отдельная газовая плита с двумя конфорками и небольшой столик у окна на общей для всех жильцов кухне довершали привилегии семьи Сергеевых.
Мимо кухни Леон старался проскочить быстро — смесь запахов готовящейся еды напрочь отбивала аппетит, даже если он был голоден.
— Леончик, детка, зайди-ка на минуточку.
Леон остановился и с досадой хлопнул себя портфелем по ноге. И на этот раз не удалось пройти незамеченным! Любовь Григорьевна, мать одноклассника Пашки Дохлова, была, как всегда, на боевом посту.
— Да, теть Люб. — Леон приготовился выдать заранее заготовленный ответ на вопрос, где шляется ее ненаглядный сынок после школы.
— Уроки закончились? А где мой шалопай бегает? — Пашкина мать помешивала жареный лук на сковороде.
Леон невольно поморщился:
— Не знаю. Кажется, его учительница по математике задержала. Да вы не волнуйтесь, он скоро придет.
Врать он не любил. А приходилось — не прикрыть Пашку никак не мог! Их связывало нечто вроде дружбы. Из всех одноклассников Павел Дохлов, стойкий двоечник и хулиган, выделял лишь Леона. Вполне возможно, как ему думалось, из-за внешнего сходства. Еще в первом классе учительница посадила их за одну парту, решив, что они братья. Их «дружба» была взаимовыгодной. Дохлова боялись. С ним старались не связываться даже старшеклассники. Стоило его задеть — Пашка зверел. Сразу мог и не ответить, но позже, в темноте подъезда или в подворотне, обидчик получал сполна. Пашка не прощал никого и никогда. Леону это было на руку, он всегда мог рассчитывать на его защиту. Пашка его никогда не трогал. Бывало, Леон, не сдержавшись, указывал тому на невежество — Пашка был туп в науках, ленив и не читал книг. Пашка сжимал кулаки, но молчал. Леон же тихо торжествовал победу. Они оба понимали, что без помощи его, Леона, Дохлов бы не смог переползти в следующий класс.
Общая влюбленность в Катю Погодину ничего не изменила в их отношениях. Они провожали ее домой после уроков, совершенно не испытывая друг к другу ревности. Катя же, одинаково равнодушно принимая обоих, все же четко расставила позиции. С начитанным и умным Леоном она ходила в кино, в театр и на выставки, но, заскучав, садилась на раму Пашкиного велосипеда, и они мчались кататься по вечернему городу…
Дома Леон быстро проглотил успевшую остыть картошку с мясом. Убедившись, что Пашкина мать ушла с кухни, он вымыл посуду и прибрался в комнате. Только на этих условиях и дабы избежать родительских упреков он мог спокойно уйти из дома.
Ближайшим соседом семьи Сергеевых был Яков Семенович Кац, некогда практикующий адвокат. Очень долго его комната пустовала, закрытая на замок. И лишь десять лет назад у нее появился жилец, как-то сразу завоевавший всеобщую симпатию. Родственников у Каца не было, его никто не навещал. В их большой квартире Яков Семенович считался общим «дедом». Дети, особенно в непогоду, когда не погуляешь, приходили к нему послушать байки про убийц и воров. Истории по большей части были подлинными и оттого интересными. Леон же не любил дворовые игры и потому бывал у Каца чаще, чем другие. Он с удовольствием ходил для старика в булочную и за молоком, бежал ставить чайник и выносил мусор. Выполнив несложную работу, Леон часами пропадал в комнате Каца, почему-то этим сильно раздражая отца. Леон старался вернуться домой до возвращения того с работы, хотя, будь его воля, оставался бы у старика до ночи.
Он считал, что с родителями ему страшно не повезло. Скучные, всегда всем недовольные, они почти никогда не улыбались. Отец, вернувшись с завода, молча ел и уходил в свой закуток, где у него стояла чертежная доска. Мать, убрав со стола, брала в руки моток ниток и спицы и садилась к окну. Они редко разговаривали друг с другом, и в комнатах стояла гнетущая тишина. Леону ничего не оставалось, как забиться в угол с книгой в руках. Впрочем, иногда отец звал его сыграть партию-другую в шахматы. Обыграв в очередной раз сына, он долго читал нотации о пользе шахмат и его, Леона, нежелании всерьез ими заниматься. Леон с тоской поглядывал на будильник, стоявший на полке за спиной отца, жалея о потерянном зря времени. Как-то раз упомянув, что играет и с соседом, Леон нарвался на неожиданно злобную насмешку в адрес старого адвоката. Сумев сдержаться в этот раз, чтобы откровенно не нагрубить отцу, больше о Каце с ним не заговаривал…