Тонкие, с аккуратно обрезанными ногтями пальцы теребили конверт из плотной желтой бумаги.
Юрию хватило беглого взгляда, чтобы понять – этого хлипкого, но боевого дедушку с наглым взглядом, он где-то видел. Еще один ловкач, готовый за понюшку табака продать родную мать, но рангом повыше Ключника.
– Присаживайтесь, Корнилов. Нам предстоит долгий разговор.
Елейный голосок. Таким тоном говорят те, кто мягко стелет, но жестко спать.
Дав себе слово держать ухо востро, Юрий сел. Лысый положил конверт на колени, полез в карман и вытащил портсигар. С минуту оба занимались тем, что рассматривали друг друга. Под взглядом прикрытых стеклами очков глаз, Корнилов чувствовал себя неуютно.
Зажиточный дедуля. Далеко не все в Метро и даже в Ганзе могут позволить себе курить не самокрутки, а полноценные папиросы. Зажиточный и привередливый. Вишь, как выбирает папироску. Будто не все они одинаковые.
Как только сморчок определился с выбором и сунул папиросу в угол рта, рядом нарисовался Ключник с уже зажженной зажигалкой в руке.
Лысый пыхнул дымом и протянул портсигар Юрию.
– Угощайтесь.
– Не курю.
– И правильно делаете. Именно такие люди мне и нужны. Здоровые, без вредных привычек и с мозгами.
– А кому это мне?
– Неважно. Называйте меня… Ну, скажем, Иваном Ивановичем. И судите о размере моей власти по делам. Не каждый, смею вас заверить, способен вытащить с того света приговоренного к расстрелу. Такие вот пилястры-контрфорсы. Вы так внимательно смотрите. Я вам кого-то напоминаю?
– Не знаю, – Юрий пожал плечами, пытаясь вспомнить, что такое пилястры и контрфорсы. – Может быть.
– А вы мне напоминаете. Очень даже. Одного очень влиятельного человека. Манерой разговора. Мой покойный знакомый тоже говорил так: тихо, с паузами, придающими вес каждому слову. М-да. Было времечко.
Корнилов вспомнил, где видел очкастого сморчка. Ну, конечно! Он был в комнате, где заседали члены руководства станции, решавшие участь Юрия. Участия ни в обсуждении, ни в вынесении приговора не принимал. Держался на заднем плане. Сидел на стульчике в углу и лишь постоянно поправлял очки.
Более того – встречались они не один раз. Иван Иванович, несмотря на все старания быть неприметным, был как-то связан с громким скандалом, разгоревшимся из-за связей Ганзы с подонками-сатанистами Тимирязевской. Корнилов напряг память. Его мало интересовали темные делишки руководства, но дело было громким. Содружество снабжало дьяволопоклонников оружием, а взамен получало топливо. Да. Именно так. Очкарик, кажется, увяз в этом деле по самые уши, но в конечном итоге выкрутился. Во всем обвинили стрелочника. Юрий даже вспомнил его имя. Михаил. Так-так. И чем увлекается дружбан сатанистов на этот раз? Такой в баптисты не подастся.
– Я благодарен вам за внимание к моей скромной персоне, – произнес Корнилов вслух. – Но, как я понимаю, одной благодарностью мне не отделаться.
– Правильно понимаете, Корнилов. Вы лишили меня очень ценного помощника. Дмитрий Сомов был моим… Скажем так, чиновником для особых поручений. Подавал большие надежды. Вот уж не думал, что из-за бабы… Не напрягайтесь, Юрий. Ваша Людочка не отличалась строгим поведением. Она была, пухом ей земля, слаба на передок и имела привычку не пропускать никого из тех, кто носит штаны. Шлюха…
Корнилов все же позволил себе напрячься и даже попытался вскочить со стула, намереваясь сбить со сморчка очки вместе со спесью. Однако на плечи тут же легли руки, стоявшего за спиной Ключника.
– Я же предупреждал – не напрягайтесь, – лысый поднял глаза к потолку, любуясь удачно выпущенным колечком дыма. – Вы, Корнилов, пока еще покойник. Мне ничего не стоит приказать моему парню вывести вас в туннель и пристрелить на том самом месте, где это и должно было произойти. Повторяю еще раз – вам не стоило лезть в петлю из-за третьесортной стервы, которой была жена Сомова. Признаться, я был поражен тем, что она нашла в себе силы покончить жизнь самоубийством. Что ж… Ганза избавилось от еще одной вредной твари. Только и всего. Нам ни к чему разного рода пятна на деловой репутации. Такие на сегодня пилястры-контрфорсы…