Корнилов оттолкнулся рукой от пола и сел. Раз уж разговаривать с мертвецами, то быть при этом предельно откровенным. Не плести сказки Гофмана. Эти малышки моментально почувствую фальш и воплотят его мечту в жизнь: он станет пятым привидением девятиэтажки.
Корнилов сорвал с себя противогаз. Тому, кто болтает с мертвецами, зараженный воздух уже не повредит.
– Я оказался здесь случайно. Спасался от крыс, – Корнилов удивился тому, что слова вылетают из горла беспрепятственно, без привычного болевого спазма. – Сразу уйду если… Позволите.
Ага. Ты еще добавь о том, что имеешь срочнейшее дело в Жуковке и время поджимает. Так они тебя и отпустили.
Юрий оказался прав. Его объяснение не удовлетворило призраков. Цоц-цок. Кости ног девочки застучали по полу. Оказавшись рядом с Корниловым, мертвая малышка протянула руку. Как только голые фаланги пальцев легли на плечо, Юрий даже через несколько слоев ткани почувствовал могильный холод.
– Мы отпустим тебя, – пискнула кукла. – После ужина.
Глава 4. Стук
Юрию пришлось подняться. От такого приглашения не отказываются. К тому же ему очень хотелось раз и навсегда распрощаться с чувством, которое вызвало у него прикосновение мертвой руки. И вот он идет вслед за скелетом с куклой. Шагает в комнату, где его поджидают другие мертвяки. Думалось ли, гадалось ли тебе, Корнилов, что на поверхности тебя ждет такое испытание? Нет. Ожидал он всего: жажды, голода, схваток с мутантами и людьми. А вот на тебе – ужин с мертвецами в царстве Крысиного Короля.
Сказать, что Юрий переступил порог комнаты с тяжелым сердцем, означало бы не сказать ничего. У него поджилки тряслись от страха, а мочевой пузырь готов был выплеснуться прямехонько в штаны. Как выяснилось – было от чего.
Окна исчезли. Все стены были сплошь увешаны картинами в тяжелых, позолоченных рамах. Творения живописи смотрели на Корнилова и с потолка. Сюжеты полотен были хорошо знакомы Юрию – он много раз рассматривал их на родной станции. Вот Богдан Хмельницкий рвется присоединиться к России, вот солдат в каске кладет руки на плечи мальчика-партизана, вот…
Корнилов сразу понял: с картинами что-то не так, но лишь теперь сообразил в чем дело. Лица. У исторических персонажей и обобщенных образов были лица его знакомых. Комиссар в черной коже стал Ключником, председатель колхоза, любующийся колосьями, нацепил очки и полысел, превратившись в Ивана Ивановича, колхозница в розовом платке обрела черты покойной Людмилы… Вот так картинная галерея!
Комната освещалась зеленоватым туманом, плавающим в нескольких сантиметрах от пола. От этого Корнилову казалось, что он ступает по болоту. Он поднял глаза.
На ковре устроились все участники ужина. Скелеты родителей девочки успели обтянуться кожей. Серая, покрытая разводами слизи и темными точками гниения, она не благоприятствовала выделению желудочного сока, необходимого для трапезы. Глаза мужа и жены горели зеленым светом – в унисон глазам крыс и туману.
Третьим гостем был Стрелок. Он сидел, широко раскинув ноги, обутые в берцы. Такие новенькие, что на подошвах еще различалось клейма производителя. Единственная рука елозила по волосам – мертвец приглаживал пятерней растрепавшиеся волосы. Выглядел член братства убийц намного свежее чем остальные. Вполне логично – парень умер совсем недавно. Чего нельзя было сказать о следующем участнике пира.
Дорогомиловский Дворник сложил ноги по-турецки и устроил на них свою знаменитую метлу. Свой черный комбинезон он туго перепоясал широким ремнем из потрескавшегося кожзаменителя, за который был заткнут большой тесак с деревянной ручкой и ржавым лезвием. Голову Хабиба прикрывала сплющенная в блин фетровая шляпа. На стеклах очков играли зеленые блики. Оголенные мышцы лица судорожно подергивались. Дворник то ли гримасничал, то ли улыбался гостям, периодически выпуская из ввалившегося рта ручейки белесой пены. Они падали на ковер и с шипением прожигали ткань насквозь.
Корнилову казалось, что его уже ничто не сможет поразить и ошибся. Рядом с дворником сидели супруги Сомовы. Людмила опустила голову, изучая свои изуродованные запястья. Она никак не отреагировала на появление Юрия. Зато Дима, на груди которого красовалось багровая пляма, приветственно махнул рукой.