– А чего понимать, – коротко подумав, сказал Слава. – Взятие Казани, часть вторая. Сваливаем?
– Надо бы, – согласился Ренат. – А куда?
Они высунулись из-за капота, чтобы увидеть, как старлей с капитаном единым кулем валятся на асфальт, подскочивший к ним лупоглазик, упав на колени, бьет из автомата по надвигающемуся БТР, шоссе вокруг них кипит мелкими фонтанчиками, а сержант отстреливается от рассыпавшихся по трассе спецназовцев. Пару секунд Ренат смотрел как зачарованный: лупоглазый вытащил коллегу из-под капитана и, водя автоматом, поволок его в сторону КПМ – старлей Закирзянов брел спотыкаясь, но, похоже, на целых ногах. Степанов стелющимся шагом отступал рядом с ними. БТР остановился, с борта ссыпались двое в камуфляже, на секунду припали к лежащему капитану, тут же подскочили, подхватив его с асфальта, и подтащили к БТР. Машина издала оглушающую очередь, затянув окрестности вонючим сизым дымом – и, набирая скорость, двинулась вперед. Остальная техника потянулась за ней, на ходу разворачиваясь из колонны в рваную шеренгу.
Головной БТР с флагом рванул за отступающими гаишниками, а второй по широкой дуге двинулся к иномаркам. Какой-то миг Татарин и его люди наблюдали за приближением острого рыла с жадным интересом, потом до всех дошло, что случится через несколько секунд. Они прыгнули в кювет и бросились дальше по непросохшей траве – и только Славка, не обращая внимания на крики «Долбанулся? Раздавит на хрен!» махнул через капот и, оттолкнув слепо пятившегося Губайдуллина, заорал, раскинув руки:
– Стой! Мы русские! Гражданские! Стой говорю, мудила!
В следующий миг он бросился в сторону, едва успев уступить лыжню рычащему БТР. Тот, чудом миновав Славку и явно поплывшего сержанта, на полном ходу врубился в бок «семерки». Иномарка, слегка подпрыгнув, развернулась и легко скатилась в кювет, распугивая бывших седоков. БТР сдал чуть назад и врезал короткой оглушительной очередью из крупнокалиберного пулемета по «шестерке». Спасибо, не из пушки, механически отметил Ренат. Впрочем, «Утес» был немногим лучше. Пули вынесли стекла и безнадежно изорвали двери, но каким-то чудом миновали бензобак и двигатель. На этом транспортер счел долг перед немецким автомобилестроением выполненным и рванул к КПМ.
Ренат, не обращая внимания на доносившуюся сверху стрельбу, подошел к скатившему в кювет BMW и, сунув руки в карманы, задумчиво попинал уцелевшие зачем-то скаты. В сторону верхней машины пристально смотреть он просто боялся. Подарок сестре безнадежно погиб. Бимер пропитан проводкой как кусок эпоксидки – волокнами стеклоткани. И капризен как избалованная дама на сносях: случайное повреждение любого проводочка может обернуться не погасшей фарой или там заткнувшимся сиди-чейнджером, а глухой блокировкой двигателя и других мелких деталей, необходимых для поступательного движения тачки. Допустим, даже, автомобиль был на ходу и поддавался восстановлению. Но дарить Ляйсанке расстрелянную машину, да еще расстрелянную бэтээром… Ладно хоть багажник уцелел.
Тут Ренат все-таки поднял голову. Багажник не был смят и у лимузина. Это ничего не значило. Пуля, заглянувшая в салон, могла срикошетить в любую сторону. Даже плотно уложенный ящик мог подпрыгнуть при ударе – и разрушить нежную часть своего содержимого. Все могло случиться в этой долбаной жизни, если менты начинали садить в ментов из крупного калибра. Вон как заходятся. Ладно. В любом случае, сохранность груза надо было проверить.
В кювет скатилась любовно составленная подборка экспрессивного мата, а за ней Славян, от избытка чувств доставший из-за пазухи «Стечкина». Он рыдал, скрипел зубами, жалел, что нет при себе ПТУРСа или НУРСа и обещал, несмотря на такую оплошность, прямо сейчас вытащить этих сук из банки и вырвать им по кадыку. Тимур с Саньком стояли рядом, храня мрачное молчание. Сверху поспешно спускался сержант Губайдуллин, серый и обеими руками вцепившийся в автомат. Увидев пистолет в руке Славяна, он застыл на месте.
– Слава, – сказал Ренат. – Не будем вытаскивать. Так сделаем. Готов?
Славян посмотрел на Рената, на машины – сначала нижнюю, потом верхнюю, – на пистолет в своей руке. Сунул «Стечкина» под мышку и сказал:
– Как пионер. Малай, а ты уверен, что так надо?
– Ну, я же не русский, – ответил Ренат. – У меня как бы выбора нет. У тебя есть. Решай.
– Да ладно разводить-то, – сказал Славян. – Погнали. Земляк, – он обернулся к сержанту, – глянь, там гвардия вся проехала?
Губайдуллин сглотнул, хотел что-то сказать, но молча развернулся и выполз к дорожному полотну. Быстро осмотрелся и сполз к тольяттинским.
– Два БТР стоят у КПМ, остальные, наверно, ушли к Нурлату.
– Надо отъехать, – решил Славка. – Уходящих и отсюда бы накрыли, но опасно – увидят, раздавят. И низко здесь. На полкилометра отойдем – самое то будет, и по расстоянию, и по высоте. Поехали.
Славян решительно подошел к машине, пару раз дернул мертво заклинившую дверь, еще раз люто матюгнулся, обошел автомобиль и забрался в салон через дверь пассажира. Лимузин завелся сразу и шепотом, как невредимый. Тимур с Саньком дернулись было подтолкнуть, оптимисты несчастные, но Славян обошелся без посторонней помощи: машина, опасно накренясь, торпедой вылетела на шоссе и притормозила. Тольяттинские поспешили наверх, сержант озадаченно смотрел им вслед.
Уже хлопнув дверью, Ренат спохватился, распахнул ее вновь и крикнул:
– Сержант, в КПМ какой телефон?
– Старый, советский еще, – растерянно сказал Губайдуллин.
– Молодец, – терпеливо отозвался Рахматуллин. – Номер какой и код?
Сержант запнувшись на секунду, продиктовал и повторил. Ренат поблагодарил, хлопнул дверью, машины с визгом развернулись чуть ли не на месте и умчались в сторону Самары.
Через пять минут на столе у дежурного офицера КПМ «Юг» зазвонил телефон. Дежурный офицер аккуратно выглядывал в окошко, поджидая, не высунется ли из стоявших напротив БТРов еще одна неразумная голова. Поэтому трубку немеющей рукой взял Марсель, который у окна стоять не мог из-за тошноты и головокружения – ладно хоть кровь больше не текла.
– Старшего лейтенанта Закирзянова могу услышать? – осведомился уверенный голос.
– Слушаю, – вяло сказал Марсель. – Гафурыч, ты?
– Не, я Салимзяныч. Мы с вами минут двадцать назад общались, не помните?
Марсель напрягся, вспоминая, с кем это он общался двадцать минут назад. Вспомнив, сообщил:
– На хер пошел, козел, – и начал было вешать трубку.
– Стоять, – рявкнул фэсэошник. – Я тебя сейчас спасать буду, – тут он перешел на татарский. – Слушай тремя ушами. БТРы, я так понимаю, ваш скворечник еще не сковырнули?
Марсель промолчал. Транспортеры вынесли все стекла на верхнем этаже и смяли пристройку из алюминиевого профиля (там обычно шла торговля пивом и пирогами, но с прибытием казанских ментов торговцам предложили забыть дорогу сюда до лучших времен). Капитальные стены в три кирпича нападавшим разрушить не удалось – может быть, потому, что они не пускали в ход пушки (Марсель не знал, что, на его счастье, организаторы стремительного броска в Казань решили боезапас для пушек у БТР изъять – на всякий случай). Впрочем, надежды самарский спецназ не терял. Ничего другого ему не оставалось: безвестный гаишник, руководивший возведением КПМ, был, похоже, поклонником средневековых крепостей: стены «Юга» были толстенными, окна – узкими, как бойницы, наружные двери – из трехмиллиметровой стали, а оружейка располагалась в сухом капитальном подвале (тоже с железной дверью и даже бетонными ступенями), соответствовавшем не стандартному «скворечнику», а крепкому коттеджику комнат на десять. Так что самарскому спецназу не удалось ни красиво взорвать дверь и ворваться внутрь, ни без изысков расстрелять защитников нурлатской крепости сквозь окна – крупнокалиберные очереди выбивали кратеры в скосах оконных проемов, но внутрь не залетали. Впрочем, капля камень точит – а пуля тем более. Закирзянов понимал, что держаться им осталось в лучшем случае минут десять. Потом нападавшие пройдут через второй этаж, а то и просто сквозь стену – и тогда оборонявшихся не спасут ни автоматы, ни найденные в оружейке подствольники.
Бандит-фэсэошник молчание понял правильно.
– Значит, не сковырнули. Теперь таким образом. Через пару минут кончайте дергаться и отбегайте от окон куда подальше. Подвал есть? Вот туда и спускайтесь. Эй, ты живой там? Слышишь меня?