– Кто?! – злобно каркнул Истерро, а Эрей с любопытством оторвался от чашки. – Как ты сказал, мурло инь-чианьское?
Тут и пришел бы монаху конец, но Эрей счел за благо вмешаться. Оттерев побратима к спальне, кратким жестом он осадил готового к сваре светлого и покачал головой:
– Ну вы еще подеритесь, Истерро, право, нашли, с кем связаться!
– Бабник и есть, – рассмеялся Викард. – Вон, ты кровать его видел? Все светлые – бабники! И вот что я тебе, светлость, скажу: тронешь моих девчонок, я тебя удавлю! У меня и списочек есть…
Тут инь-чианин порылся в складках плаща с меховой оторочкой и выудил мятый свиток, весь исчерканный женскими именами.
– Нужны мне твои шалавы! – отвернулся от списка потрясенный Истерро. Эрей воспользовался затишьем и сунул монаху чашку с раствором; тот недоверчиво фыркнул: – Это еще что такое?
– Вода.
– Вода? – расхохотался Викард, погрузившийся было в чтение. – Умеешь ты, братко, шуткануть по-черному!
– Для воды у нее странный запах.
– Пейте, Истерро, не отравлю.
Монах подчинился, с опаской пробуя незнакомый раствор на язык. Прислушался к ощущениям. Эрей отошел в сторонку, пряча флягу под мантию. Он готов был держать пари, что Истерро запросит добавки.
– Это живая вода Аргоссы! – хрипя от волнения, сказал монах, едва ли не вылизав чашку. – Но это же невозможно! Как?!
Эрей не стал отвечать. Он терпеть не мог глупые сказки про Живую и Мертвую струи Аргоссы, но в Хвиро они прижились. Тем временем Истерро замер, сосредоточившись на переменах, происходящих с его организмом, деловито прощупал собственный пульс, исследовал ногти, не поленился встать, чтобы, сменив освещение, изучить зрачки в крохотном зеркальце.
– Мне бы очень хотелось осмотреть вашу фляжку, – умоляюще сказал он Эрею, но тотчас сник, опуская глаза. Потом вскинулся снова: – За право ее осмотреть я отдал бы заклятье Двойного Щита.
– Я его знаю, – отрезал Эрей, но, поймав опечаленный взгляд монаха, смягчился и пояснил: – Фляга сделана из особого серебра, закаленного поочередно в источнике Каменной Силы и роднике БесСилья, которые вы называете Струями.
– Откуда она у вас?
– Досталась в наследство от великого мастера, знатока руд и камней.
Истерро притих, борясь с искушением разворошить чужие секреты, любопытство добивало в нем деликатность, и Эрей приготовился к новым расспросам, но положение спас заскучавший Викард.
– Хей, други! – вдруг гаркнул он, для большей весомости саданув кулаком по буфету. Хрупкий шкафчик жалобно хрустнул и затренькал стеклом и фарфором. – А не завалиться ли нам в ближайший кабак? Я вот ужас какой голодный, да и вам не мешает… того… подкрепиться.
Эрей благодарно прикрыл глаза: его побратим точно знал, что темных магов нужно кормить после битвы, а не пытать бесконечными разговорами.
– В харчевне Хербенса подают божественный чай в глиняных кружках, особый сбор степей Юциня, – слегка оживился монах, понадеявшись, видимо, что сытый маг станет чуть откровеннее. – А еще там есть бисквиты и яблоки в кляре, чудо как хороши.
Эрей кивнул. В той же харчевне два года назад он попробовал славные гренки с солью и салат из рыбы с морской капустой.
– Тьфу, пропасть! – выругался инь-чианин. – С вечными мажьими постами свихнешься! Будете сидеть с кислыми рожами и благочинно смаковать отраву. Лично я мяса хочу, ясно вам? Мне мясо силы добавляет, извращенцы. Мать вашу за ноги да раздвинуть!
Истерро опять гневно дернулся, но Эрей удержал:
– Не стоит. С этим обычаем только смириться.
– Как вы терпите этого варвара? – с горечью вопросил Истерро, даже руки воздел в балаганном жесте, но оборвал сам себя, махнул двумя сразу: – А, ну вас! Пойдемте куда-нибудь, мне все равно. Только переоденусь!
Пока монах возился за ширмой, примеряя мантии и бранясь вполголоса, Эрей спросил побратима:
– Лорейна в Столице?
Викард отрицательно качнул головой:
– Летает где-то птичка моя. Зато сестрица ее, Милина, вдруг объявилась в городе. Знаешь, Свальд от нее отрекся. По всем канонам: маги из Венниссы понаехали, кровь брали, ворожили над ней, долго ворожили, а потом – приговор: не дочь, и все тут! Теперь она Милина И-Дель Фабро, по матери.
Эрей кивнул, приняв к сведенью.
За десять минут Истерро успел расчесать темно-русые кудри, собрать их в канонический хвост, приодеться в шелка, и благоухал при этом, словно побратимы угодили в имперский розарий. Живая вода помогла, выглядел монах гораздо лучше, на блеклых щеках заиграл румянец; Истерро даже сделался выше, впрочем, здесь виновата была не вода, а туфли на платформе, вроде котурнов. Скипетр, заменявший посох, как повелось у светлых, сверкал каменьями, лиловая мантия была расшита золотыми цветами. Прическа, поступь, благоухание, – одним словом, прелат! Иначе не скажешь.